Когда случается страшное: болезнь, опасность, любая беда – мы готовы молиться горячо, со всей душой. Но проходит время, и молитва охладевает. Как сделать, чтобы молитва была живой и искренней, не утопала в формализме привычки – пробежал перечень имен мимо живой памяти, тут же и забыл, молился или нет.
Предлагаем опыт размышлений, проб, ошибок и – находок
Бывает, кто-то просит твоих молитв, – и тебе неловко: ну какая у тебя молитва? И чувствуешь вину. Перечисление имен близких на утреннем и вечернем правиле тоже может превращаться в рутину, утомлять. Как же наполнить жизнью молитву за близких, чтобы через Бога отношения с близкими действительно менялись, чтобы молитва смягчала сердце молящегося, чтобы, кроме просто человеческих отношений с близкими, можно было ощутить что-то более широкое, вечное в этих отношениях? Ведь молится друг за друга заповедал сам Христос.
«Помолись обо мне»
Недостаточность формальной молитвы и трудность достижения наполненной чаще всего чувствуешь, если у тебя просят молитв за кого-то. Тут-то и понимаешь, что молитва – это труд, к которому ты мало годен. Пытаешься откликнуться глубоко – не получается; а неглубоко – как-то стыдно. Лицемерие какое-то…
Мне в свое время очень помог простой и глубокий совет старца Иоанна Пророка (VI век): «Когда кто скажет: помолись о мне, скажи в сердце своем: „Бог да помилует нас“, и этого достаточно. А поминать его всегда – дело не твое, но совершенных, могущих молиться друг о друге».
У совета есть важный оттенок, который я отметила не сразу: не «Бог да помилует тебя», а «да помилует нас»; таким образом ты и себя самого включаешь в молитву, как ищущий помощи. Ты – наравне со страждущим, ты в этом прошении объединил себя с ним, оказался со-чувствующим, – а большее, на что ты не способен, от тебя и не требуется.
Особенно много таких просьб в сети, приходских чатах больших храмов – иногда о совершенно незнакомых. Но получается, что этот незнакомый человек, раз ты прочитал эту просьбу, автоматически попадает в категорию «ближних», пусть и ненадолго:
ведь ближний – это всякий, с кем свел тебя Бог, и, по притче о милосердном самарянине, – прежде всего тот, кто нуждается в твоей помощи.
И этот вот дальний-ближний нуждается в твоей молитве! Как это ответственно! Ответ старца Иоанна позволяет такую ответственность выдержать и не слицемерить. Ответив внутренне на просьбу о молитве «Бог да помилует нас», можно уже без смущения поставить под просьбой «молитвенный» смайлик, крестик или простое «Господи, помилуй», чтобы просивший молитв знал, что ты откликнулся на его просьбу.
Близкие ближние
Конечно, совершенно иначе с молитвой за глубоко близких нам ближних. Молитва как проявление любви оживает у нас, когда находится в опасности, страданиях, неразрешимых трудностях дорогой нам человек — или когда он уходит из жизни. Тогда молитвенный вопль может сам рваться из души. Но проходит время – и молитва неизбежно охладевает. Невозможно с той же силой молиться постоянно, если ты не святой. Но если не с той же силой, то неизменно и искренне – всегда ведь надо молиться о тех, чья жизнь прочно вплетена в нашу.
Для этого постоянного и неизменного важно твердо охранять в своей жизни хотя бы тот минимальный перечень, что дает молитвослов: «отца моего духовного, родителей, сродников, начальников, наставников, благодетелей» – по именам, а уж после «всех православных христиан». И делать это – со вниманием.
И еще – мы ведь пишем записки на поминовение в храме.
Чудо имен в записках
Мы не задумываемся, что происходит с записками – как они действуют. Мы можем знать, как именно совершается поминовение имен из записок на проскомидии, или на молебне, или на панихиде, но не задумываемся о самой цепочке: вот я пишу имя человека (вспомнив самого человека), вот моя записка с именами поступает редко прямо в руки к священнику, чаще в целую стопочку записок; вот, наконец, она прочитана, причем прочитать ее может и священнослужитель, и алтарник, и мирянин, которому ее передали на молебне.
Когда я пишу в записке имя – я знаю, кого поминаю (и это моя молитва). Но когда ее читают – могут знать лишь в порядке исключения (да и я сама, найдя свою старую записку, могу не сообразить, кто же именно там поминается).
Но для Бога имеет значение именно то, кого мы вспоминали при написании записки. Среди великого множества повторяющихся имен за каждым закреплена конкретная, единственная личность.
Связь личности и имени таинственна и глубока. В Ветхом Завете Господь говорит пророку Моисею во свидетельство Своего благоволения: «Я знаю тебя по имени» (Исх 33: 12 и 17). А в церковном поминовении есть формула молитвы о тех, чьих имен мы не знаем: «Ихже имена Ты, Господи, ве́си (знаешь)».
Так вот – Бог знает и имя, и нужду человека, и желает всякому «спастися и в разум истины приити» (1 Тим. 2:4), но Ему надо и чтобы мы молитвенно вспомнили человека, обозначив его имя в этой записке. Эта связь не зависит от искренности и усердия читающих записки в алтаре, на молебне или панихиде – нужны искренность и усердие тех, кто вывел имя в записке.
Сердце расширяется
Это не механическая связь – написал, произнес. «Даждь ми, сыне, твое сердце!» (Притч. 23:26). Богу надо, чтобы мы именно молились друг о друге… и хотя бы так помнили друг друга. Нередко это может быть единственным проявлением нашей любви (в том числе к врагам).
А нам надо – влагать сердце в молитву, чтобы она была живой. И тогда сердце наше любовью и памятью и ближнем, действенным желанием ему милости и помощи будет расширяться. А чем шире сердце – тем больше способно оно к молитве и любви.
Сердце не расширишь так просто. И силы в духовной жизни не только растут, но и скудеют. Для меня многолетней помощью стало составление большого, максимально полного помянника. В него добавляешь людей, когда они вошли в твою жизнь или, когда вспомнились.
Важен сам процесс составления. Начинаю со священников – и Патриарха, и значимых в моей жизни иерархов. За ними духовный отец, священники моего храма, священники-друзья, священники-знакомые… (те, кого знаешь и ценишь по проповедям и выступлениям тоже входят в мой список).
Потом родные, от самых близких и постепенно расширяя до дальних, которых годами не видишь или вообще никогда не видела (составление родословной, запись воспоминаний близких очень способствует расширению этого списка).
Друзья… Благодетели – особо важно осознать эту категорию, понять, как не «сама собой», а благодаря чьей-то доброте строится жизнь.
Тут же всплывают и те, кого обидела, и особенно кто не может перешагнуть обиду на меня, и те, обиду на кого я пока не умею преодолеть. Это категория для усиленной молитвы: «молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5:44).
Прихожане моего храма. «Начальники, наставники, учителя» – как в молитвослове. Люди, о скорбях которых узнала близко и пыталась им помочь. И так далее.
Как имя наполняется смыслом
Уже то, что вспоминаешь людей и что осознаешь их принадлежность в твоей жизни, далеко не формальным делает этот список (и самое его составление и пополнение), а действенным пособием к молитве, да и своего рода молитвой.
Список говорит, что́ для тебя значит этот человек – и что ты для него. Имя наполняется новым смыслом. Составляются и дополняются такие списки на протяжении всей жизни.
В хорошие времена я могла ежедневно молиться по такому помяннику (в дороге, как правило), а в периоды упадка – хорошо если раз в месяц получится, да и то порой не дочитаешь до конца. Но очень важно, чтобы он был. С пометами против некоторых имен, чтобы вспомнить, а о ком речь вообще: «Петра (фамилия)», «Зинаиды (отчество)», «Наталии (Туси)», «убиенного Андрея (сбитого машиной)».
Именно на таком большом списке чувствуешь, что каждое имя, даже бегло поминаемое, несет образ человека, таинственно целиком отзывающийся в нас. Мы мгновенно и цельно вспоминаем личность, которую предносим в молитве Богу. Такое воспоминание никогда не формально. Удивительно, но даже незнакомцы, по тем или иным причинам попавшие в этот список (так бывает), ощущаются при этом в целостности личности – с той же степенью реальности, как если бы ты увидел их перед собой.
И пусть лежит эта стопочка листков – а лучше блокнотик с расклеенной распечаткой списка, к которому периодически ручкой приписываешь новые имена, – лежит «и есть не просит», как говорится. И пусть только иногда сможешь и захочешь туда заглянуть и пробежаться по именам. Они уже вошли в твою молитвенную память, пусть слабо, но реально. Очень важно, что это – есть у тебя.
Но можно вдохнуть сюда и большее
Совсем недавно я поняла, как могу углубить, наполнить, вкоренить это памятование о людях, более сознательно предносить молитву о них Богу.
Списки имен у меня живут и пополняются в компьютере, так чтобы при необходимости я могла их распечатать для себя еще раз. И вот я сообразила распечатать их с пробелами после каждого имени (или группы имен – например, семьи у меня обычно целиком, одной строкой) и предприняла труд, до которого сама же и додумалась: стала, вспоминая каждого, делать пометы в этих междустрочиях.
Кто для меня этот человек и, что важно, – за что я ему особенно благодарна или могу, должна быть благодарна. Именно так, с акцентом на этом. Не всегда получались такие пометы-девизы, все чаще я просто рисовала банальные сердечки или просто писала: «Все!!». Меня, кстати, удивило, что, двигаясь по списку знакомых священников и пытаясь как-то лаконично обозначить ведущее свойство, я все чаще писала одно слово: «щедрость».
Это вдохновляюще и радостно в теории, но это большой труд души. Такой большой, что я пока довела его разве что до половины. Всего-то – поставить пометочку против каждого имени, но при этом ты как бы берешь в себя ответственно мысль о человеке, целый образ его, его личность, с которой у тебя взаимоотношения совсем не просты и не однозначны.
Над каждым именем ты вдруг ощущаешь, что это – целый огромный мир. Обновляешь представление о том, насколько же важен этот человек для Бога и дорог Ему, и как он, оказывается, важен и незаменим для тебя.
И ведь там, в этом списке, есть и те, с кем ты до сих пор по-настоящему не примирился, те, о ком «кошки скребут», те, «кто неправ». И вот их тоже надо увидеть в свете Божием, поблагодарить и одновременно задуматься над тем, как действительно и действенно примириться с человеком, принять его в свое сердце, убрать все, мешающее любви.
А молясь о них, не указывать Богу: «Вот тут он неправ, и тут он нехорош, а Ты вот исправь его – это убери и это прибавь» – а просто передавать человека в руки благости Божией в полном доверии к Его любви и попечению о нашем спасении.
«Боже, Ты знаешь все, и любовь Твоя совершенна; возьми же эту жизнь в Твою руку, сделай то, что я жажду сделать, но не могу». Эту молитву давал многим архимандрит Иоанн (Крестьянкин).
Она, конечно, должна воссылаться только о тех, о ком сердце на разрыв болит, но само это отношение – возьми эту жизнь, эту личность в Твою руку, и да будет на человеке этом воля Твоя благая и совершенная, – необходимо даже для самой «поверхностной» молитвы о ближних.
Это большая аскетическая задача, очень подходящая для поста.
