223

Семья отца Николая Ерака до переезда в Рыбинск жила в Сибири. Родители девятерых детей получили очень интересный опыт: смогли сравнить отношение общества к многодетным семьям в разных концах России. Внешние тяготы, по словам супругов, помогли им создать по-настоящему крепкую семью.

 

Отец Николай, 47 лет, иерей, настоятель храма преподобного Серафима Вырицкого в г. Рыбинске.

Матушка Татьяна, 43 года, учитель физики.

В браке 18 лет.

Дети:

  • Иван, 17 лет, студент Рыбинского авиационного колледжа;
  • Екатерина, 15 лет, ученица 9-го класса Рыбинской православной гимназии;
  • Петр, 14 лет, ученик 8-го класса;
  • Николай, 13 лет, ученик 7-го класса;
  • Мария, 11 лет, ученица 5-го класса;
  • Анна, 8 лет, ученица 2-го класса;
  • Федор, 6 лет;
  • Елизавета, 3 года;
  • Серафим, 4 месяца.


Семья Ерак

Семья Ерак

Отец Николай:

– С моей матушкой меня свел Господь – мне был дан явный знак. Подробней мне не хотелось бы рассказывать, это очень сокровенное. Мы учились с ней в одном духовном училище в Омске. Я сделал предложение, мы очень скромно обвенчались.

Так получилось, что в самом начале нашей семейной жизни, когда между супругами идет притирка, у нас были частые конфликты – но не друг с другом, а с родителями. Это и помогло нам с супругой объединиться: мы верующие, а родители – нет. Меня очень быстро рукоположили после женитьбы, а матушкина мама была против, ругала ее без устали, что так неудачно вышла замуж. Мы друг друга поддерживали, и эта взаимная поддержка нас очень сплотила.

Конечно, нам было довольно тяжело испытывать постоянное давление со стороны родителей. Но когда появился второй ребенок, Господь так устроил, что меня перевели в деревню. За семь лет, что мы там жили, наша семья пополнилась еще четырьмя детьми. Если бы это происходило в Омске, на глазах у родителей, был бы полный кошмар. Начиная с третьего ребенка они постоянно устраивали нам скандалы, что мы неправильно живем. Они были воспитаны в 1960-е годы: в семье один ребенок, надо строить социализм. Многодетная семья ассоциировалась с неблагополучной семьей. Матушку ее мама вообще тунеядкой называла: «Сидишь дома, ничего не делаешь, не работаешь!»

Окружающие воспринимали нас по-разному. В Сибири было тяжелее, а после переезда в Рыбинск мы выдохнули: в Европейской части России лучше относятся к многодетным. Особенно это ощущается в собесе. В Сибири многодетных семей очень мало, даже среди священников. Матушка в Омске один раз сходила в собес и сказала: всё, я больше туда не пойду. Они ее в первый раз видели и сразу начали обвинять во всех грехах. Поэтому туда в основном я ходил. А здесь, в Рыбинске, к нам и в собесе, и на улицах нормально относятся. Менталитет у людей другой.

Я всегда мечтал стать многодетным отцом. Мне хотелось семерых. У моих родителей было четверо детей, я младший. Первые две сестры намного старше меня, они выросли и уехали, а я жил с одной сестрой. У меня рано сформировалось убеждение, что один ребенок – не ребенок, два ребенка – это полребенка, а вот три ребенка – это уже ребенок. В полной мере я это понял, когда мне пришлось ночью вставать к нашему третьему, Пете. Катя была еще маленькой, матушка занималась ею, а я вставал по ночам кормить сына. Вот тогда я осознал, что три ребенка – это ребенок. А после пяти уже не имеет значения, сколько детей. Когда все дети были маленькими, было тяжело. Старшие подросли и стали помогать, сидят с младшим, часть домашней работы на себя берут. Когда детям исполняется 12 лет, жизнь становится чуть-чуть полегче.

            За обман обычно наказываю. А мелкие детские шалости наказания не заслуживают

В воспитании мы стараемся придерживаться срединного пути. Нас ведь тоже Господь терпит-терпит-терпит и только потом накажет. И мы стараемся так же. Конечно, терпения нам не всегда хватает, но всё-таки мы детей редко наказываем. Если сильно ссорятся друг с другом, если от старшего сигаретами пахнет. За обман обычно наказываю. А мелкие шалости наказания не заслуживают.

Детских ссор совсем избежать нельзя. Мы живем все вместе в трехкомнатной квартире, поэтому мелкие стычки периодически случаются. Одному хочется одно, второму захотелось то же самое – вот и ссора готова. А так, чтобы до драки дошло – такого, мне кажется, еще ни разу не было. Но в тесноте, как говорится, не в обиде. Когда у нас трое детей уезжали в детский лагерь, я очень неуютно себя чувствовал. Троих нет – и уже какая-то неполнота. Мы с матушкой привыкли, что всегда окружены детьми. Может, к старости у нас и появится время, чтобы побыть только вдвоем, – а может, и не появится. Нам сейчас выделили в аренду землю; если Бог даст, в этом году начнем строить дом.

Искушения у супругов бывают всякие. Когда люди неверующие, они не понимают, что это проделки нечистой силы. Что мысли и чувства, которые у нас возникают, часто не наши. Нам, верующим, проще. Да, на нас находит, но потом отпускает. Очень важно быть открытыми друг другу. Мы с матушкой даже ни разу не ругались по-настоящему. Хотя, бывало, то я ворчу, то матушка ворчит на меня. Но если я ворчу, матушке Господь дает легкое расположение духа и она молчит, даже улыбается. А когда она ворчит, мне Господь дает легкое расположение духа. Зачем отвечать? Я же вижу, что на человека нашло. Надо чуть-чуть подождать и потерпеть. Мы же одна плоть. Прощать надо уметь.

Семя, заложенное с детства частыми причащениями, будет жить в человеке всю жизнь

Мы не давим на детей, чтобы они непременно ходили в храм. Наш старший сейчас причащается, хоть и редко, и посещает воскресную школу – в том храме, где ему нравится. На службах не бывает, но ходит в воскресную школу – и слава Богу. Мы молимся о нем; я понимаю, что у человека есть желание принимать решения самостоятельно. У остальных пока такого желания не возникало. И всё равно на Пасху он и его друг пошли вместе с нами в храм, исповедовались, причастились. Еще и девочку какую-то с собой привели, она тоже исповедовалась и причащалась. Хоть подростки и дурят, но семя, заложенное с детства частыми причащениями, будет жить в человеке всю жизнь.

Матушка Татьяна:

– Я замуж вышла в 25 лет. Работала в школе, ходила в храм – одна из всей семьи, никто из моих родных службы не посещал. А у меня возникли вопросы, ответы на которые могло дать только Православие. Кроме того, я росла без папы. Мама была благополучным человеком, работала на заводе инженером, но всё равно женская неустроенность сказывалась на ее характере. А в церкви я увидела совсем другие семьи – людей, наполненных другими эмоциями, другим содержанием. Они были соединены не материальными узами, а чем-то другим. Я на них смотрела и думала: «Я хочу вот так». Господь меня услышал, и когда батюшка сделал мне предложение, я согласилась сразу.

Мои родители были против. Благополучная девочка, хорошо училась, закончила университет, работает и вдруг – бабах! – начала ходить в храм, стала попадьей! Я их понимаю: ребенок начал жить вразрез с теми представлениями о «правильной» жизни, какие у них были. Это сложно понять и принять. Но, как сказал батюшка, эти нестроения в семье нас объединили, помогли лучше узнать друг друга. Мы ведь до венчания почти не общались. Я один раз увидела молодого человека, выходящего из алтаря, и подумала: «Вот бы за такого замуж!». Прошло немного времени, и он сделал мне предложение.

Я совсем не была готова к тому, что стану многодетной матерью. В семье я росла одна. Так вышло, что и священнические семьи, с которыми я общалась в девичестве, были бездетными. И тем не менее каждого ребенка я воспринимала как данность, никакой рефлексии у меня не было. Меня иногда спрашивают: «Ну неужели ты хочешь опять эти пеленки?» Да, это очень тяжело – опять принимать на себя этот труд, во многом себя ущемлять. После рождения последнего ребенка я два месяца не выходила из дома. Но Господь посылает в сердце такое чувство, которое я даже описать не могу. И это чувство помогает преодолевать все тяготы.

Нежелание рожать детей, как мне кажется, кроется во внутреннем неблагополучии человека

Нежелание рожать детей, как мне кажется, кроется во внутреннем неблагополучии человека. Может быть, сложные отношения с мужем, страх осуждения от других людей. Когда мы жили в Омске, там многодетных семей было очень мало. Ты выходишь во двор с пятью погодками-малышами, уставшая – тебя рассматривают, оценивают и говорят тебе очень много негативного. Там ведь считают, что многодетная семья – значит, неблагополучная. Меня всегда спрашивали: а какое у вас образование? В Рыбинске многодетных семей гораздо больше, и в больницах, в собесе отношение попроще. На улицах вопросов недоуменных не задают. Мы как-то раз приехали в гости в Курган, и когда я выходила с детьми на улицу, посторонние люди набрасывались на меня с вопросами: а вы откуда? а как это вы? У меня было ощущение, что в этом городе люди вообще детей не рожают. Я очень люблю читать интервью с многодетными родителями, чтобы успокоить внутреннюю панику, сказать себе: я такая же, как все. Я нормальная. Потому что все вокруг говорят: ты ненормальная, у тебя столько детей, что-то с тобой не так! Так что каждая история многодетной семьи для меня – как глоток живой воды.

Как только что-то недоговариваешь – появляются проблемы. А поговоришь – и проходят

Как ни странно, внешние проблемы помогают сохранить близость между мужем и женой. Пусть будет какой-то дискомфорт – материальный или от других людей… Вот скажет кто-то плохое о твоем муже – ты сразу начнешь его защищать. И это сплачивает вас. И еще супругам обязательно нужно общаться. Как только ты что-то недоговариваешь – появляются проблемы. А поговоришь – и тут же проходит. Мы все люди, внутреннее недовольство у всех бывает, и о нем нужно говорить. Не в форме претензий, а спокойно и конструктивно. Тем более маме, которая большую часть своего времени проводит дома с детьми, и муж для нее – главный слушатель и собеседник.

Но главное, что объединяет супругов, – вера и Церковь.

Анна Берсенева-Шанкевич