Архиепископ
Сергий
на кафедре с 1483 по 1484 гг.
† 1495 г.
Со времени покорения Новгорода Московской державе не только наместники и прочие гражданские чиновники назначались сюда из московских бояр, но даже и владыки новгородские, по удалении последнего выборного архиепископа Феофила, стали присылаться из Москвы.
Первым из новгородских владык после Феофила был Сергий, старец Троицкого Сергиева монастыря. В миру его звали Симеоном и был он протопопом Богородицким. Избрание его происходило тем же порядком, каким оно производилось издревле в Новгороде – посредством жеребья. Вероятно, этой уступкой старинному новгородскому обычаю в Москве хотели примирить нововведение со стариной и тем несколько ослабить на первый раз дурное впечатление его на новгородцев. «17 июля 1483 г. великий князь Иван Васильевич и сын его великий князь Иван Иванович, посоветовавшись с отцем своим митрополитом Геронтием, с архиепископом Иоасафом Ростовским и с епископами – Симеоном Рязанским, Герасимом Коломенским и Прохором Сарским, положили на престол жеребьи Елисея Архимандрита Спасского, Геннадия Архимандрита Чудовского и Сергия старца Троицкого, бывшего протопопа Богородицкого, на архиепископство в Великий Новгород. По этому случаю митрополит сам служил литургию со всеми теми епископами и с архимандритами, и вынулся жребий Сергиев». В следующем году (6992 лета) 4-го сентября Сергий был поставлен в архиепископы Великому Новгороду и Пскову митрополитом Геронтием и вскоре же был отправлен из Москвы на свою кафедру.
По отзыву летописцев, новоизбранный владыка Сергий был исполнен горделивым сознанием «высоты и величества своего сана» и отправлялся в Новгород как победитель к побежденным. Впрочем, в Москве не ускользнуло от внимания, что природные его силы далеко не соответствовали трудности его положения в Великом Новгороде. Поэтому, чтобы поправить ошибку, отпустили Сергия в Новгород не одного, а в сопровождении нескольких опекунов, приставленных к нему великим князем в лице своего боярина, казначея и дьяка. Предосторожность была далеко не лишняя; но она, спасая интересы Москвы, погубила несчастного владыку. Тяжело было для Сергия непривычное житье в Новгороде. С одной стороны, ему приходилось быть под строгим контролем людей, которые были приставлены к нему великим князем и которым вменено было в обязанность зорко следить за тем, чтобы при управлении епархиею он не позволял себе ни малейшего уклонения от указаний, данных ему в Москве. И, таким образом, он волей-неволей служил в Новгороде проводником московских начал; а с другой стороны, ему нужно было нести на себе бремя неудовольствия новгородцев и в особенности местного духовенства, которые не хотели ему покоряться, потому что он «ходил не по их мысли». По свидетельству летописей, он постоянно приказывал и распоряжался невпопад и возбуждал в народе и в духовенстве новгородском против себя неудовольствия и укоризны. Он даже ввел в Новгороде многие новые пошлины по образцу московскому и подверг многих игуменов и священников штрафу, может быть, именно за их неплатеж новых поборов. «Прииде с Москвы в В. Новгород, – говорится в летописи, – владыка Сергий... вместо Феофила; и многы игумены и попы испродаде, и многы новыя пошлины введе». Этим-то в значительной мере и объясняется та ненависть, которую он в короткое время успел возбудить к себе в новгородцах. Вообще, поставленный между двумя огнями, слабый Сергий не выдержал и кончил тем, что впал в «изумление», или потерял рассудок.
Помешательство Сергия не прошло бесследно; оно сделалось в Новгороде предметом множества толков и рассказов, которые все сводились к тому, что болезнь постигла владыку за нарушение им новгородской старины. По рассказам одних, изумление Сергия было естественным следствием или наказанием за нарушение им канонических правил, гласящих, что при жизни святителя, не заслужившего своими поступками извержения из церкви (в данном случае владыки Феофила), никто не должен посягать на его должность. По этим рассказам далее, карателем за поругание церковных канонов выступает Иоанн архиепископ, «что на бесе ездил», или вообще местные новгородские святители. Так, во 2-й Соф. лет. говорится, что «владыка Семион (Сергий) в том же году оставил архиепископью, болен бе, за неже не хотяху Новгородци покоритися ему, что не по их он мысли ходит: не смеяше бо, понеже князь великий посла боярина своего с ним и казначея и диака: они же отняша у него ум волшебством, глаголаша: Иоанн чудотворец, что на бесе ездил, тот сотвори ему». А в Псковской летописи приводится следующий рассказ: «В Новгороде владыце Сергию многажды начаша являтися святители Новгородстии, лежащии в дому Св. София, овогда во сне, овогда яве, обличающе яве безумное дерзнутие на поставление святительства ему, яко презревшу... положеныя каноны св. отцы, в них же глоголеть яко живу сущу епископу и не яту бывшю, ни обличену ересьми… и не праведно ни по правилом изгнану бывшю, не подобает иному на престол его мучительскы дерзати… и сия глоголюще в многыя недугы вложиша его»…
Судя по этим рассказам, нетрудно догадаться, что цель их была та, чтобы возбудить всеобщую уверенность в Москве и Новгороде, что само Провидение вступается за новгородцев, что древние их святители прогневаны несправедливым захватом Новгородской кафедры. И потому, являясь Сергию то во сне, то на яву и обличая его дерзновенное поведение, как бы побуждали его тем к добровольному отречению от своего звания. Когда же Сергий не обратил на это внимания, то вскоре невидимая сила поразила его так, что он едва остался жив и несколько времени был нем. Вследствие чего, оставив кафедру, постригся в схиму в Хутынской обители. Но там мучения его сделались еще сильнее, пока не отъехал в Москву со всею своею дворнею.
Рассказы же других приписывают помешательство Сергия неуважению его местной святыни и, в частности, оскорблению памяти Святителя Моисея. По этим рассказам, Сергию, когда проезжал он в Новгород, прилучилось ехать мимо монастыря Сковородского. Спутники дорогою сказали ему, какая перед ним обитель и кто был ее основателем. Остановясь пред обителью и войдя во храм, Сергий после обычного молебного пения поклонился Спасову образу, Пречистой Его Богоматери и архангелу Михаилу и вышел в паперть. Здесь показали ему гроб святителя Моисея – строителя монастыря. Он, обратясь к предстоящему священнику, надменно приказал ему открыть гроб святителя; но богобоязненный пресвитер смиренно ответил, что он не смеет открывать гроб святителя, так как святителю подобает святителя скрывати. Услышав такой ответ, архиепископ Сергий еще более превознесся «высоты ради сана своего и величества», и, как пришедший из Москвы к гражданам плененным, он даже дерзнул укорить святителя Моисея, сказав: «Что мне смотреть смердиева сына?» И вышел из обители, но, как только достиг Великого Новгорода, впал в исступление – стал выходить из келлии своей без времени и не по сану святительскому. С этих пор, добавляет летописец, на Сергия нашло помрачение: иногда его видели сидящим в Евфимиевской паперти в одной свитке, а иногда он стал являться даже днем и у Святой Софии без клобука и без мантии, в одной ряске. Во избежание дальнейшего церковного соблазна, Сергий больной в том же 1484 году 27 июня отвезен был к Троице в Сергиев монастырь в свое пострижение и там скончался в 1504 г.
Так кончил свое служебное поприще в Новгороде первый избранник Москвы, архиепископ Сергий, управлявший паствою 9 месяцев и 24 дня, или 10 месяцев без 6 дней.
От составителя:
Новые сведения об архиепископе Сергии вносят данные археологических исследований 1963–1965 гг.
В Троице-Сергиевой лавре найдено надгробие 1495 г. Новгородского архиепископа Сергия. На камне хорошо сохранились семь строк надписи и четкий геометрический орнамент. Находка представляет исключительный интерес, так как является лишь второй датированной плитой XV в. из всех ранее известных надгробных камней.
Надгробие было открыто в 1963 г. при нивелировке площади между Троицким собором (1422 г.) и Духовской церковью (1476 г.). Камень лежал на расстоянии 12 м к востоку от центральной апсиды Троицкого собора, на глубине 0,5 м от современной поверхности.
[…]
Надпись плохим полууставом резана вглубь:
1. ДОСКА; IНОКА; амортолос
2. а СЕРГИѦ БЫВШАГО АР
3. ХИЕПИСКОПА
4. ВЕЛИКАГО НОВАГОРОДА И
5. ПСКОВА ПОЛОЖЕН
6. В ЛѢ ЗГ М̃ЦА
7. АПРИЛѦ̃ I Д̃НЬ
При внимательном рассмотрении надписи убеждаемся, что она сделана в два приема. Первые пять строк высечены глубоко, твердой рукой, с характерным одинаковым начертанием букв. Последние две строки едва нацарапаны на камне небрежным почерком. Как раз в этих строках и содержится указание года и дня погребения. Это дает основание предположить, что первые пять строк надписи были заготовлены заранее, еще при жизни погребенного, а последние две строки были дописаны после его смерти. Поэтому и содержание надписи в данном случае нетипично для надгробий, так как начинается не с указания года, а с текста о том, кому принадлежит данная «доска». Все эти особенности плиты объясняются, прежде всего, необычной историей погребенного.
В надписи обращает на себя внимание слово «амортолоса». В данном случае употреблено греческое слово «amortolos» (грешный), поставленное по-русски в родительном падеже.
Бывший архиепископ Новгорода и Пскова скромно назван «грешным» иноком. По-видимому, печальная история инока, занимавшего высокий пост Новгородского владыки, произвела большое впечатление на троицких монахов, которые отметили день его смерти не только записью на камне, но и в книге XV в. «Стихирарь»: «в лето 7003 (1495) апреля 9, в среду, 4 час нощи преставися прежебывший архиепископ Сергий Великаго Новагорода и Пскова, а положен в землю апреля 10 в четверток, у Троицы в Сергиеве монастыре». Тогда же он был вписан и в монастырский Синодик. В списке погребенных архиепископ Сергий указан захороненным «в неизвестных местах лавры».
Из иноков Троицкого монастыря часто выдвигали представителей высшего духовенства, которые нередко возвращались «на покой» к месту своего пострижения. И самый этот факт не представляет для истории монастыря ничего необычного. Но в данном случае история троицкого инока Сергия не имела прецедента. Впервые место Новгородского владыки занимал не новгородец, а ставленник московского князя, бывший протопоп московского Успенского собора Симеон, постригшийся с именем Сергия в Троицком монастыре.
Этот важный для того времени факт отметили многие летописи. […]
Усмотрев в новгородских святителях наиболее опасных политических противников, Иван III заключил Феофила в Чудовом монастыре и отныне решил ставить на архиепископию в Новгород только московских представителей. Так, впервые в Новгород с высоким саном архиепископа отправился инок Троице-Сергиева монастыря. Новгородцы с предвзятым недоброжелательным мнением ожидали московского пришельца, тем более что архиепископ ехал в Новгород не один. Московский князь прислал с ним «своих москвич много множество... съ всею ратною приправою». Кроме того, за действиями архиепископа должны были смотреть присланные с ним московский боярин, дьяк и казначей. Компрометирующий Сергия случай представился еще при подъезде к Новгороду, когда он завернул в Сковородский монастырь Архангела Михаила. После обычного поклонения чтимым местным иконам Сергий попросил открыть гробницу основателя монастыря, архиепископа Моисея, находившуюся на паперти. Испуганный таким святотатством священник сказал: «Подобает святителю святителя скрывати». Архиепископ же Сергий рече с гордостию: «Кого сего смердовича и смотрити?» В другой редакции новгородский летописец подчеркнул явно политический оттенок в ответе архиепископа, который будто бы сказал: «Яко от Москвы прииде к гражданом яко плененным: кого сего смердовича и смотрити?».
В поступке архиепископа усмотрели не только непочтение к новгородским святыням, но и отношение к новгородцам как победителя к пленным. «И бысть от того времени изумлен», т.е. лишен разума, добавляет летописец. Иногда его видели в Евфимиевской паперти сидящим в одной ряске, иногда в полдень его видели «у святей Софеи сидяща в одной ряске и без мантии». […]
К радости новгородцев, Сергий стал страдать какими-то страшными недугами, «неведомою силою порази его о землю и еле жива остави его токмо дышаща и пребысть неколико не глаголя, но нем». Больной владыка оставил архиепископство и постригся в схиму в Хутынском монастыре. Но и там его не оставляли наказывать какие-то неведомые силы до тех пор, пока он не отъехал «на Москву со всеми своими дворяны».
И здесь новгородцы невольно объясняют причину своей радости его низвержением: «Тогда и московская застава ратная сила отъехаша на Москву, а стояли в Новгороде 17 недель». Архиепископ Сергий вернулся в Троице-Сергиев монастырь 27 июня 1484 г., пробыв в Новгороде 10 месяцев без 6 дней. Больной и уже будучи схимником, он, несомненно, должен был позаботиться о месте своего «будущего упокоения». Именно это обстоятельство и могло послужить причиной того, что он заранее приобрел себе надгробную «доску», на которой при его жизни и были высечены пять начальных строк надписи. Назвать архиепископа просто «грешным иноком» было не совсем удобно, и поэтому на камне появилось ученое слово «амортолоса», более подходящее к высокому святительскому сану «прежде бывшего» владыки.
После возвращения из Новгорода схимник-архиепископ жил в Троицком монастыре почти 11 лет. В этот промежуток времени (1484-1495) и могла быть заказана надгробная плита и заранее высечена на ней надпись о ее принадлежности.
