Говорят, что от веры не отрекаются в одночасье. Вовремя распознать момент, когда душа делает выбор, – очень важно для христианина.
Говорят, что от веры не отрекаются в одночасье. Отречение может происходить по крупицам, по песчинкам ежедневно, а потом уже достаточно пёрышка, чтобы сломать спину верблюду. Иногда достаточно промолчать, чтобы не выделяться, быть «как все», находя своему малодушию убедительные оправдания – и это будет маленький шажок в сторону от веры. Миллиметровый, незаметный, но дорога начинается с первого шага, как говорят китайцы. Вовремя распознать момент, когда душа делает выбор, – очень важно для христианина. Именно об этом – истории, которые опубликованы с разрешения их героев.
История №1
Мне повезло – гаишник попался добрый, удалось разжалобить. Он отпустил меня без штрафа, взяв честное слово, что я прямо сейчас поеду менять уже месяц как просроченные права. Слово я почти сдержала – не в тот же день, но поехала по врачам добывать медицинскую справку.
С первых секунд разговора психиатр показался мне крайне странным. Я слушала его монотонный голос и пыталась решить: это здоровый человек, который таким способом проверяет меня, или больной в поисках единомышленника? Мне нужна была справка, поэтому я только мило улыбалась да кивала, изредка вставляя незначительные реплики. Диалог наш был по-чеховски забавным, но я перескажу только его финал.
– Вы не должны быть уверены ни в чем, – говорил психиатр. – Мир меняется, меняетесь вы, ваше тело претерпевает внутренние взрывы.
– Ладно…
– На самом деле вы ничто, Марина. Вашей личности не существует, вы просто сосуд…
Тут во мне щелкнул какой-то предохранитель, и я, не задумываясь, выпалила: «Я православная, и моя душа бессмертна»
Тут во мне щелкнул какой-то предохранитель, и я, не задумываясь, выпалила:
– Я православная, и моя душа бессмертна.
Повисла неловкая пауза. Врач замер. Права в моём воображении уплывали вдаль.
– Но я не против, если вы будете считать сосудом себя, – попробовала я исправить ситуацию.
«Попасть теперь в психушку – это будет самое нелепое страдание за веру в истории. Тебя же никто не спрашивал, чего ты лезешь?» – пронеслось в моей голове.
– Это заблуждение у вас скоро пройдет, – опомнился психиатр.
– Не думаю, – я решила, что терять больше нечего. – А во что верите вы? Бог есть?
– Не знаю, может быть… но это очень личное!
– Простите…
Мы какое-то время сидели молча, рассматривая друг друга.
– Пройдемте! – психиатр встал и направился к двери.
Я поплелась за ним, мысленно рисуя картину, как буду звонить родным из психушки и объяснять, как я туда попала. Права уже мало интересовали. Мы дошли до окошка, где молоденькая медсестра выписывала справки.
– У девушки все в порядке! – сказал мой врач и удалился, подмигнув мне.
Я получила бумажку и отправилась за правами со своей бессмертной душой в пятках.
История №2
Детские книги – это моя любовь… с детства. Окончив институт, я решила, что лучшая работа – та, которой хочется заниматься даже в свободное время, поэтому стала искать работу в издательстве. Любом, которое издает детские книги. Рассылала резюме, даже иногда проходила собеседования, но всё напрасно. Эта дверь была для меня закрыта.
Шли годы, я работала на другой работе, тоже неплохой, но должность редактора в издательстве оставалась моей мечтой. И вот однажды друзья познакомили меня с женщиной, которая занимала должность руководителя подразделения в довольно известном книжном доме. Слово за слово, и я рассказала, как безуспешно пыталась найти работу в отделе детской литературы. Наталья Васильевна (назовем ее так) тут же выразила готовность помочь мне.
– Пришлите резюме, я сама отнесу его специалистам по набору персонала. Тогда его точно не проигнорируют.
Воодушевленная, я в тот же день отправила резюме и стала ждать приглашения на собеседование. Но дни шли, а мне никто не звонил. Примерно через неделю я снова встретила Наталью Васильевну в гостях у друзей. Она отозвала меня в сторону и сказала примерно следующее:
– Понимаете, наши специалисты изучают страницы в социальных сетях у каждого кандидата при приёме на работу. А у вас там в графе «Религия» написано «православная христианка». Уберите это оттуда! Вас же никто не заставляет перестать в храм ходить. Просто не надо всем сообщать об этом, это же личное. Уберете – и вас пригласят на собеседование.
– Не уберу, – ответила я.
В тот день я поняла, почему Господь так настойчиво отводил меня от того, что казалось мне работой мечты
В тот день я поняла, почему Господь так настойчиво отводил меня от того, что казалось мне работой мечты. Пришла бы я в издательство со своими морально-нравственными принципами, а мне дали бы текст, в котором заключаются нападки на христианство. И что бы я делала? Готовила его к выпуску, оправдывая себя тем, что не могу же я голодать? Или принялась бы объяснять руководству, что недопустимо издавать такие тексты? Думаю, специалисты из отдела по набору персонала понимали это тоже. И поскольку главный принцип издательств – выпускать то, что хорошо продается (так мне говорили на собеседованиях), морально-нравственные установки в этот принцип не вписываются.
История №3
Актерская профессия – не лучшее занятие для христианина. Но что делать, если в храм ты пришёл уже в возрасте, всю жизнь работал актёром и ничего другого не умеешь? Пытаться совместить одно и другое. Тем более что история знает мимов, ставших мучениками за веру: Порфирий, Геласий, Ардалион… На любом месте можно спастись.
Спектаклю всегда предшествуют читки. Собираются актеры, режиссер, драматург и читают пьесу по ролям. Иногда читают актеры, иногда – сам автор пьесы. Так было и в тот раз. Мы собрались в репетиционном зале, драматург сел перед нами на стул и начал читать свое новое произведение. Он читал, а мы морщились: текст примерно на треть состоял из матерных слов. Я много общался с монахами и слышал от них совершенно однозначное утверждение, что мат – это язык бесов. Поэтому нигде и ни при каких обстоятельствах использовать обсценную лексику нельзя. И если остальные в зале морщились оттого, что было просто противно, меня передергивало еще и от сознания, что рядом с нами звучит бесовский язык.
Мне стало противно, и я сказал: «Такая лексика недопустима»
Читка закончилась. Все молчали. Актеры понимали, что возражения чреваты потерей роли в спектакле, который должен ставить очень хороший режиссер в очень хорошем театре. Хотя именно им предстояло произносить эти ужасные слова со сцены – все молчали. Мне стало противно, и я сказал:
– Такая лексика недопустима.
И разгорелся спор! Режиссер встал на сторону драматурга. Они оба доказывали, что только такими словами и должны сопровождаться события пьесы. Актеры тоже начали осторожно высказывать свое мнение, но зачинщиком – зачинщиком был я. И режиссер это запомнил: роли мне не досталось.
История получила неожиданное развитие: возникший спор дошёл до ушей художественного руководителя театра, и он заявил, что на этой сцене мат звучать не будет. Весь текст переписали человеческим языком, спектакль вышел и идет до сих пор – но без меня. А режиссер – очень хороший режиссер! – больше ни разу не пригласил меня в свой проект. О чём я, конечно, сожалею и пытаюсь решить: можно ли было выйти из ситуации по-другому?.. И не могу найти на этот вопрос ответа.
