Митрополит
Макарий II
на кафедре с 1619 по 1627 гг.
† 1627 г.

Нa упразднившуюся в 1619 году после кончины митрополита Исидора святительскую кафедру в Новгороде переведен был архиепископ Вологодский и Великопермский Макарий, с возведением его в сан митрополита.

Макарий был родом великоросс. О времени же и месте пострижения его в монашество в летописях не упоминается; но известно, что в 1614 г., когда игумен Тихвинского монастыря Онуфрий при осаде обители шведами взят был в плен, Макарий сделан на место его игуменом, и управлял обителью до 1617 г. Он напутствовал, как было уже замечено выше, царских послов молебным пением пред чудо­творною иконою Царицы Небесной, чудесно спасшей обитель от разорения, когда те ехали для заключения мирного договора со шведами, благословил их копиею с чудотворной иконы и отпустил с ними иеромонаха Александра для совершения пред тою иконою богомолебствий в Столбове, где велись переговоры. В том же 1617 году Макарий был возведен в архиепископа г. Вологда и Великой Перми. «В Вологду преосвященный Макарий Митрополит в архиепископы взят бысть из честныя обители Успения Пресвятыя Богородицы Тихвинскаго монастыря, с игуменства, 125 (1617) году», где находился до 1619 года; а в сем году, в феврале месяце, был вызван в Москву и в июле возведен в сан Новгородского митрополита. «В лето 7127, – говорит летописец, – месяца февраля, повелением благочестиваго и христолюбиваго государя царя и великаго князя Михаила Феодоровича, всея Русии самодержца, призван бысть преосвященный Maкaрий, архиепископ богоспасаемых градов Вологды и Великие Перми, к царствующему граду Москве; и того же лета, июля в 22 день, на память святыя Марии Магдалины и священномученика Фоки, повелением благочестиваго и христолюбиваго великаго государя царя и великаго князя Михаила Феодоровича, всея Русии самодержца, и изволением его государева по плоти и по духу отца и богомольца великаго господина и государя святейшаго Филарета патриарха Московскаго и всея Русии, и его государевы матери великия старицы инокини Марфы Ивановны, поставлен В. Новуграду и В. Лукам преосвященный Макарий митрополит, в царствующем граде Москве в соборней и апостольстей церкви Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии честнаго и славнаго Ея Успения, рукою великаго господина и государя святейшаго Филарета патриарха Московского и всея Русии; а избрал его на митрополию сам благочестивый и великий государь царь и великий князь Михайло Феодорович, всея Русии самодержец, со своим честным отцем и богомольцем великим господином и государем святейшим Филаретом патриархом Москов­ским и всея Русии, и с своею материю с великою старицею государынею нашею инокою Марфою Ивановною. А в В. Новград приехал преосвященный Макарий митрополит того же 127 (1619) году, августа в 27 день, в пяток, на память преподобнаго отца нашего Пимена Великаго».

 Святительство митрополита Макария в Новгороде было мирно и спокойно, но тем не менее со стороны его требовались немалые заботы по устройству различных церковных дел, которые вызывались бывшим нашествием шведов и погромом. Многие монастыри и храмы в городе и окрестностях были в развалинах и требовали восстановления. Города Корела, Орешек, Ивангород, Копорье и Ям были отданы Швеции, но русское духовенство оставалось в этих городах. Русские послы при заключении договора требовали, чтобы из уступленных шведам городов было отпущено духовенство; шведы соглашались выпустить только монахов, на отпуск же белых священников не соглашались, представляя в основание, что в таком случае останутся у них одни стены, и русским людям как быть без отцев духовных. Наконец после долгих споров было решено, «что все монахи с их имением, также все дворяне, дети боярские и посадские люди с женами, детьми, домочадцами и всем имением вольны выходить в царскаго величества сторону в продолжение двух недель от утверждения договора в Столбове, но все уездные попы и пашенные люди в уступленных королю городах и уездах должны остаться и жить под Свейскою короною, равно те дворяне, дети боярские и посадские люди, которые не выйдут в продолжение двух недель».

В следующем году, прибыв в Москву для утверждения Столбовского договора, шведские послы просили, чтобы из уступленных Швеции городов и уездов дозволено было игуменам, попам и дьяконам приезжать для поставления и благословения к Новгородскому митрополиту и чтобы митрополит принимал их, благословлял и разрешал в духовных делах по-прежнему. Но в Москве митрополиты, архиепископы и епископы, а с ними и бояре, сказали, что совершенного ответа на это дать не могут, потому что «в то время в российском государстве крайняго и высочайшаго святителя, святейшаго патриарха, не было», и дело было отложено до избрания патриарха.

Таким образом, православное народонаселение уступленного края хотя и перешло под шведскую власть, но по-прежнему оставалось в духовном общении и единении с Новгородом, а поэтому и все заботы о поддержании в народе православия и об устройстве дел церковных естественно должны были пасть на Новгородского владыку, так как отторгнутые города и уезды составляли часть области Новгородской.

22 июня 1619 года происходило избрание и наречение митрополита Филарета в патриарха Московского, после молебствия в Успенском соборе. А 24 числа (в четверг) совершено было в Успенском же соборе иерусалимским патриархом Феофаном со всеми прочими архиереями и торжественное поставление Филарета Никитича в сан патриарха. Первое действие нового патриарха Московского и всея Росии было посвящено благу Отечества. На самых первых порах Филарет Никитич вместе с митрополитами и архиепископами и всем освященным собором печаловался государю о бедствиях Московского государства, указывая на то, что народ отягощен налогами несправедливо, так как народная перепись написана писцами и дозорцами пристрастно, и что многие от этого терпят насилия и обиды от бояр и всяких чинов и нуждаются в обороне. Царь, по челобитью святителей, немедленно созвал земский собор, на котором первое совещание было по вопросу об устроении земли Русской, разоренной и опустошенной польскими и литовскими людьми и своими ворами, и на котором приговорено было произвести вновь общенародную перепись со всею справедливостью, при участии выборных людей из всех сословий, чтобы «во всем поправить, как лучше».

Второй вопрос был о невинных страдальцах за исправление церковных книг – архимандрите Троицкого монастыря Дионисии, старце Арсении глухом и священнике Иване Наседке. В заседании по сему вопросу, на котором присутствовал сам царь, два патриарха и все русские архиереи с подчиненными им духовными лицами, не только были оправданы невинные страдальцы, но и удостоены особых милостей: Дионисий с великою честью и со многими дарами отпущен был в лавру; Арсений, как человек просвещенный, сделан был справщиком печатных книг и много лет потрудился на печатном дворе. А поп Иван Наседка удостоился быть священником и ключарем Московского кафедрального Успенского собора.

Третий вопрос, давно ожидавший патриаршего решения, касался православных, отошедших по Столбовскому договору под владычество шведов. Мы уже видели, что шведские послы, прибывшие в Москву в 1618 году для утверждения Столбовского договора, просили, чтобы игуменам, попам и диаконам уступленных Швеции городов дозволено было приезжать для поставления и благословения к Новгородскому митрополиту; но решение этого вопроса отложено было тогда до избрания патриарха. Когда патриарший престол был занят, тогда Макарий, участвовавший в избрании и торжестве возведения патриарха, присутствовавший на соборе и возведенный в сан митрополита Новгородского, отправляясь из Москвы на свою кафедру в Новгород, спрашивал царя и патриарха, как относиться ему к духовенству городов и уездов, уступленных Швеции. Давать ли этому духовенству антиминсы и благословение? Вместо ответа царь и патриарх прислали Макарию «образцовый список грамоты», с которою он должен был обратиться к игуменам, попам и дьяконам отошедших городов и уездов. Эту грамоту митрополит Макарий, по царскому указу и с патриаршего благословения, как только прибыл в Новгород, разослал по всем волостям отторгнутых городов и уездов. В грамоте говорилось: «Так как вы прежде были чада церковныя и служители Христовой веры, то я не хощу вас отвергать, но более хочу присоединять; хотя вы теперь под державою другаго владетеля, однако не должно вам отлучаться духовнаго порождения. Поэтому напоминаю вам, как прежде вы были чада нашей паствы и сыны церкви, так и теперь, ни в чем не отступая от нашего благословения, крепко стойте, мужайтесь, утверждайтесь, не будьте ничем преткновенны, не умаляя нисколько прежних преданий, держитесь святой апостольской веры, от отцев вам преданной». Далее говорилось, что они могут приходить к нему по всем делам духовным и получать от него благословение, посвящения на церковные степени, антиминсы и все, относящееся к благоустройству храмов, и что, по повелению великого государя царя, приезд им в его царскую отчину – Великий Новгород – по делам духовным и отъезд будет вольный, и обид, и задержания, и укоризненных слов ни от кого и ни в чем им не будет, и сомневаться в этом они не должны, потому что «благочестивая вера утесненья никому не творит, но паче всем всюду мир и благословение простирает». Шведы, сначала усердно хлопотавшие о подчинении духовенства в уступленных им волостях Новгородскому митрополиту, вдруг начали теперь смотреть подозрительно на переписку его с русским духовенством и потому стали требовать, чтобы митрополит о духовных делах переписывался со шведскими правителями, а не прямо с русскими священниками. По поводу этого требования Макарий снова обратился в Москву с вопросом, давать ли ему разрешение и благословение на исправление ветхих церквей и на постройку новых и выдавать ли антиминсы христианам, которые во множестве приходят к нему с просьбами о том из городов и уездов, отошедших к Швеции. Со своей стороны и воевода Новгородский доносил царю о таком требовании шведских правителей. Царь и патриарх отвечали (в ноябре 1622) своими грамотами Новгородскому митрополиту, чтобы он относился к этим христианам, как ему было разрешено прежде, благословлял им постройку и обновление церквей, выдавал антиминсы, ставил попов и прочее, но при условии, если христиане те будут приходить и просить его о своих делах духовных с ведома и дозволения местных шведских градоначальников и державцев, а не тайно. Воеводе же отвечали, чтобы в таких случаях сносился со светскими начальниками не сам митрополит, лицо духовное, а воевода, «с ведома и совета митрополита». «По нашему указу, – писали они, – Новгородскому митрополиту велено о попах писать и делать по указу и грамоте отца нашего великаго государя святейшего Филарета Никитича, а если о чем-нибудь по этому указу случится писать к шведскому Маршалку, то к Маршалку писать тебе, боярину нашему, по совету с митрополитом; а митрополиту с Маршалком не ссылаться, потому что он человек духовный и чину великаго, ему с иноземцами ссылаться не пригоже». Впрочем, шведы сильно опасались и того, чтобы Новгород­ский митрополит вовсе не прервал духовных сношений с православным народонаселением уступленных областей, что заставило бы последнее бежать толпами в русские пределы; поэтому-то шведское правительство как ни опасалось, но в то же время не переставало усердно хлопотать пред московским, чтобы Новгородский митрополит посылал священников и освящал церкви в Кореле и в других уступленных волостях. Несмотря, однако, на это, русское духовенство плохо уживалось с лютеранами, тем более что шведы скоро начали лютеранскую пропаганду между православными, находившимися под их властью; вследствие чего монахи и священники стали перебегать в Новгород. Шведские державцы, в силу договора, требовали их выдачи; царь по этому случаю еще в 1624 году писал Новгородскому воеводе: «Вы бы тех черных и мирских попов и чернецов, которые теперь в нашей стороне живут, да и тех попов и чернецов, которые вперед со шведской стороны прибегут и в нашей стороне объявятся, без нашего указа в шведскую сторону не отдавали. А если шведские державцы станут к тебе писать и их просить, то отвечай, что их в нашей стороне до сих пор не отыскали, а как отыщут, то дадут им знать; да отпиши, чтоб они нашим людям в вере тесноты не чинили и не гнали, а станут в вере теснить и гонение чинить, то им поневоле будет бегать». В следующем году король Густав Адольф с целью той же пропаганды завел в Стокгольме даже славянскую типографию, в которой напечатан был лютеров катехизис на русском языке и на финском славянскими буквами. Эта пропаганда была, вероятно, не без успеха; и владыке Макарию немало причиняла заботы, чтобы поддержать православие в Корелии.

В 1620 году митрополит Макарий ездил в Москву на собор, который состоялся 16 октября. Этот собор созван был на Крутицкого митрополита Иону по доносу на него двух священников – Ивана и Евфимия от церкви Рождества Богородицы в Столечниках. Упомянутые священники донесли патриарху, что митрополит Иона не велел им крестить ляхов — Яна Слободского да Матвея Светицкого, пожелавших принять православие, а велел только миропомазать и допустить к Святому Причастию, и при этом представили хартию, выписанную для них по митрополичьему указу, из известного вопрошения Кирикова Новгородскому епископу Нифонту о принятии латинян через миропомазание. На соборе происходили продолжительные прения, многие изыскания и рассуждения о том, как принимать латинян в православную церковь. Наконец состоялось соборное изложение, которое 4 декабря 1620 года и было подписано всеми святителями, в том числе и Ионою. В этом изложении патриарх Филарет не установил никаких новых правил для русской церкви, а только старался подтвердить издавна уже существовавший в ней (по крайней мере, с начала XVI столетия) обычай перекрещивать латинян в случае обращения их к православию. В подтверждение сего изложения патриарх Филарет сослался, во-первых, на то, что «латиняне-папежники, по его личному убеждению, суть сквернейшие и лютейшие из всех еретиков, ибо они приняли в свой закон проклятыя ереси всех древних, еллинских, жидовских, агарянских и еретических вер, и со всеми погаными язычниками, со всеми проклятыми еретиками все «мудрствуют и делают»; а во-вторых, указал на то, что, если в древние времена и было правило принимать латинян чрез миропомазание, то оно не имеет теперь силы; ибо «последи того у латынян многия ереси учинилися и после седми вселенских соборов и Сергий патриарх, со всеми вселенскими патриархи и со всем освященным собором, папежев – римских еретиков из помяновения извергоша, и конечному проклятию предаша».

Спустя 12 дней после сего состоялось второе не менее интересное заседание собора о том, как принимать «белорусцев, приходящих от польскаго и от литовскаго государства в православную веру греческаго закона, в державу Московскаго государства, и хотящих быти христианы» (т. е. православными). Поводом к возбуждению сего вопроса послужило то, что в начале заседания патриарх Филарет сказал присутствовавшим, что в бытность его в Польше и Литве он видел многие церковные несогласия у самих христиан (т. е. православных), которые там называются белорусцами: например, «они именуются православными, а многие из них не соблюдают правил и преданий святых апостолов, святых соборов и святых отцев. В одном доме у них, у отца с детьми, у мужа с женою, у господина с рабами, три или четыре веры: один держит веру христианскую, другой – папежскую, третий – лютеранскую, иной – кальвинскую, иной – новокрещенскую, иной арианскую... Многие из них молятся и за низверженного папу во время литургии, на ектениях и литиях. Архиереи их и все духовенство признают над собою власть папы, и древнее предание святых апостолов и святых отцев не все содержат. Иные там, ради напастей и гонений, покорились папе; многие омрачились еретичеством и влаются всяким ветром учения, противного истинной вере христианской».

Излагая правила о способе принятия белорусцев в русскую церковь, патриарх и собор делают замечание, что они не новое предание вводят, а поновляют и укрепляют древнее, последуя заповедям святых апостолов и святых отцев, но самых заповедей этих не приводят.

По рассмотрении приведенных положений состоялось относительно принятия белорусцев в православную церковь следующее соборное постановление: белорусца, если он крещен через обливание и причащался в костелах, должно совершенно крестить в три погружения с произнесением проклятия латинской ереси; равно, если белорусец скажет, что он крещен в христианскую веру, но поп, крестивший его, поминает папу за Божественною Литургиею, то и такого белорусца совершенно крестить в три погружения и он должен проклинать еще латинскую ересь; тех же белорусцев, которые скажут, что они крещены в греческую веру чрез троекратное погружение и миропомазаны, не крестить вновь и не миропомазывать, а только велеть им поститься неделю и исповедаться и потом, с разрешения архиерейского, считать их христианами, как и крещенных в Московском государстве. Это соборное изложение подписано 16 декабря 1620 г. патриархом и святителями, в числе которых находился и недавно произведенный архиепископ Сибирский и Тобольский Киприян.

В следующем 1621 году митрополит Макарий опять ездил в Москву на собор, который собран был 12 октября у великих государей в большой золотой Грановитой палате, на котором присутствовали все русские иерархи, архимандриты, игумены, соборные старцы, протопопы, бояре и всяких чинов люди всего Московского государства. На этом соборе великие государи говорили о неправдах и крестопреступлении искони вечного врага Московскому государству Жигимонта – короля, сына его Владислава, польских и литовских людей. И тогда же, по общему совету, положено было соединиться Москов­скому государству с турским султаном, крымским царем и шведским королем на польского короля и стоять против недруга крепко за святые Божии церкви, за государскую честь и за государство. Но война эта не состоялась по причине внезапной кончины Османа и перемирия Польши со шведами.

В 1622 году митрополит Макарий принес государю жалобу, что в городах Двине, Холмогорах, Каргополе, Турчасове и Ваге, которые, с их уездами, при царе Иване Васильевиче были отчислены от Новгородской епархии к Вологодской, а при Феодоре Ивановиче вновь причислены к Новгородской, настоятели монастырей и церковные причты ни в чем его, митрополита, и его десятильников не слушают, у него не судятся и пошлин ему не дают, ссылаясь на полученные ими царские грамоты, и просил грамоты те отменить. Царь вместе с отцем своим Филаретом пожаловал митрополиту грамоту (8 февраля 1622 г.) и велел ему во всех означенных городах, как и по всей Новгородской митрополии, ведать и судить во всяких церковных делах по-прежнему, как было исстари, посылать в города и уезды своих детей боярских и десятильников, собирать церковные дани по книгам, как бывало прежде, архимандритов и игуменов с братиею, их слуг и крестьян, протопопов, попов, дьяконов и весь причет церковный, также и мирян «ведати и судити по всяких делех» по царскому указу и по его соборному уложению; а настоятелям монастырей и церковным причтам, имевшим у себя несудимые грамоты, объявил, что грамоты те должны быть не в грамоты. Это же самое подтвердил государь и в грамоте, пожалованной митрополиту Макарию 6-го августа 1623 г., хотя здесь вместо слов «ведати и судити во всяких делех», сказано уже было: «ведати и судити во всяких духовных делех».

О дальнейшей затем судьбе и деятельности митрополита Макария не находим у летописцев никаких сказаний; но несомненно известно, что он был пастырь, добре правящий свое словесное стадо и немалое имел попечение о православных чадах, отошедших под шведское владычество.

В тарханной грамоте, данной царем Михаилом Феодоровичем Тихвинской Введенской женской обители 1626 года 29 июня на угодья царицы Дарии, там подвизавшейся и скончавшейся, между прочим упоминается, что право суда по духовным делам монастырским предоставляется митрополиту Макарию. «В духовных делах, – сказано в грамоте, – судит их (игуменью Огафью с сестрами) богомолец наш Макарий митрополит Новгородский и Великолуцкий, сам или кому приказным своим людем прикажет; а митрополичи неделщики в духовных делах приезжают, а пишут им в году те же указные три срока (на Рождество Христово, на Троицын день, на Семень день летопроводца), а опричь тех указных сроков на иные сроки не судят; а кто на них правую или безсудную возмет, не по тем указным срокам, и к тем срокам не ездити, и правая грамота не в грамоту и безсудная не в безсудную».

Из жалованной же грамоты Вологодскому Софийскому собору на монастырек Николы чудотворца Мокрой пустыни, данной в 1620 г. июля 20 Корнилию архиепископу Вологодскому и Велико-Пермскому, видно, что монастырек этот со всеми угодьями пожалован был ранее Макарию по челобитью его, когда он был архиепископом Вологодским.

Новгородскою паствою митрополит Макарий правил «7 лет, един месяц и 22 дни; преставися в лето 7135(1627 г.), сентября в 12 день, в 7 часу дни»; а в Новгородской 3-й летописи на стр. 273 сказано, что он был «на владычестве 7 лет и 24 дня и положен бысть у Софии в притворе».