Архиепископ
Леонид
на кафедре с 1571 по 1575 гг.
† 1575 г.
После заточения архиепископа Пимена почти целый год Новгород оставался без владыки, и только 4 декабря 1571 г. митрополит Кирилл хиротонисал в архиепископа ему Чудовского архимандрита Леонида.
В этот промежуток времени голод и болезни, свирепствовавшие в Новгороде, довершили казнь Иоаннову, так что священники в течение шести или семи месяцев не успевали погребать мертвых: бросали их в ямы без всяких обрядов. Наконец Новгород как бы пробудился от мертвого оцепенения: 24 сентября, в день воскресный, все оставшиеся в живых – духовенство семи соборов, миряне – собрались в поле, у церкви Рождества Христова, и служили общую панихиду за умерших над тамошнею скудельницею, где лежало 10000 неотпетых тел христианских. Тут же стоял и нищий старец Иван Жегальцо, который один с молитвою предавал мертвых земле в сие ужасное время.
В Новгород прибыл архиепископ Леонид 23 декабря, «в неделю и того же дни в Софии служил обедню, и ради были Новгородци своему владыце; а, едучи в Новгород, владыка того же дня был в Кирилове манастыре, да на Ситечки» (в Ситецком монастыре). Вслед за архиепископом прибыл в Новгород и сам государь Иван Васильевич с сыновьями своими – Иоанном и Феодором, и с ними «Коломенский владыка Давыд, да архимандрит с Москвы Чюдовской Ефимей, да Симоновский архимандрит Иев». Вероятно, Иоанн сознавал, что нелегко ему будет увидеть Новгород – это позорище лютых казней, ужасное знамение его гнева, то место, где в страшном безмолвии людей камни вопияли на губителя, место уныния, скорби, нищеты и болезней, которые там еще свирепствовали; и потому, чтобы успокоить и ободрить новгородцев, он за несколько месяцев до своего приезда начал оказывать некоторые знаки благоволения городу: сентября в 16 день пожаловал священников, отпустил в Новгород священника Филиппа Щеночева, да священника Семена с Легощей улици, да священника Федота с Павловы улици, да священника Ждана из Дворца с Колмова; 21 сентября возвратил в Москву архимандрита Памву, который находился в заточении в Юрьеве; 30 сентября повелел слить в слободе новый колокол в Великий Новгород, а делал мастер Иван Афанасьев; затем 10-го октября прислал в Новгород грамоту, в которой писал жителям, чтобы они были спокойны, ничего не боялись от государя и готовили, по старине, запасы к его прибытию; эту грамоту читали Новгородские наместники собравшимся гражданам пред пустым, необитаемым двором архиепископским.
К приезду царя очистили ему двор и сад на Никитинской улице; «26 октября доспели и поставили в Софии место царское, все позолочено и резано, и святыи писаны, а на версе на месте крест сняли, да голуб злат поставили, как бы в знак примирения и незлобия; да и на владычне месте верх новый поставили с крестом». Как бы желая изгладить всякое воспоминание о ненавистном Пимене, Иоанн в том же ужасном 1570 г. «26 августа велел снять с места владычня с Пименова кровлю сверху; да того же лета мастеры учали наряжати место новое государское на место владычня, резали два лета». Прихотливая резьба, колонки и позолота составляют украшение. Верхи их, имея вид суживающихся башенок, обставленных в три ряда вызолоченными главками, оканчиваются медными золочеными крестами с полулунием. На верхних карнизах находятся резные, золоченые, двухстрочные надписи. На карнизе царского места в первой строке изображено: «Единородный Сын и Слово Божие безсмертен сый» и проч., во второй – титул царский. На карнизе святительского места – в первой строке: «Небесный Царю! Верного царя нашего укрепи, веру утверди, языки укроти» и проч., во второй осталась прежняя надпись, свидетельствующая, при ком устроены места и время их устроения – лета 7078.
Для безопасности царского здравия приняты были строгие меры предосторожности: 29 октября запрещено было хоронить в городе при церквах всех, «кто имел на себе смертоносное знамя»; для этого отведено было место «в селе Водопьянове», в 6-ти верстах от города, близ Хутыня монастыря.
По улицам учредили заставы, с утра до ночи ходили стражи, и в которой улице «умрет человек знаменем, и те дворы запирали и с людьми, и кормили тех людей улицею, и отцем духовным покаивати тех людей знаменных не велели; а учнет который священник тех людей каяти, бояр не доложа, ино тех священников велели жещи с теми людьми с больными». Мера жестокая; но сия жестокая строгость имела благодетельное следствие. В начале ноября духовенство объявило государеву посланнику, что мор совершенно прекратился в Новгороде, куда Иоанн и прибыл 24 декабря.
Встречу государю делал только что прибывший архиепископ Леонид у Чудного креста, на Великом мосту, с крестами, архимандритами и игуменами, всем собором; и того же дня государь слушал обедню в Софийском храме; а на следующий (25 декабря) день, по случаю праздника Рождества Христова, принимал у себя во дворце, на Никитинской улице, владыку, архимандрита, игуменов и священников, которые явились с иконами бить челом, и любезно угощал все духовенство обедом.
В Новгороде жил Иоанн четыре недели «без дву дней», молился святыне, ласкал жителей, тех, которые взяты были в Москву, простил, а старцев велел снять с правежа; к удовольствию граждан, восстановил старинный обычай судебных поединков; велел строить вновь в Детинце на месте прежних судебные места; свою казну с Никитинской улицы перевез под церкви – Пятницы, Николая Чудотворца и Жен Мироносиц, учредил 500 стрельцов для содержания стражи; «уставил наместников, по старине, да и полям быти в Великом Новгороде, по старине, да и наместником жити, по старине, в своих дворах, за рекою». Вообще, в это посещение он не сделал никому зла и отправился 18 января в Москву, провожаемый благословениями народа, откуда вскоре же (9 и 10 февраля) прислал в Новгород, как в место более безопасное, еще 450 возов своей казны.
Архиепископ Леонид начал свои пастырские распоряжения тем, что 13 января, в неделю «опосле молебнов, велел в Новгороде всем священником звонити по всем церквам, когда позвонят в Софийском соборе, на четвертом часу дни, вероятно, к вечернему богослужению; а который священник учнет звонити рано, на том заповеди (штрафа) два рубля Ноугородская».
В это время шла широкая молва о чудесах новоявленного угодника Божия святого Иакова Боровичского; по этому случаю архиепископ Леонид 1-го февраля командировал из Новгородского Розважского монастыря в Боровичский монастырь благочестивого иеромонаха Трифона, Софийского священника Посника, да Дмитриевской церкви с Торговой стороны диакона Семена, и боярского сына Шестака, чтобы освидетельствовали мощи чудотворца Иакова и подробно разведали, совершаются ли исцеления от мощей его. Посланные, исполнив поручение, возвратились в Новгород 8-го февраля и донесли владыке, что чудесных исцелений при мощах святого Иакова действительно совершается очень много, после чего было установлено всенародное чествование святого праведного Иакова.
После этого события в течение целого года в летописях ничего не говорится о деятельности архиепископа Леонида; и из церковных событий за это время упоминается об одном лишь освящении церкви в честь Покрова Божией Матери в Савво-Вишерском монастыре. Но из описания сего торжества не видно, чтобы владыка участвовал в оном. В летописи сказано: «Месяца июня в 17 день 1571 г., в неделю, в Савине пустыне на Вишеры реки, свящали церковь каменную Покров Святей Богородици, где лежит Сава чюдотворец, да и над чюдотворцевым гробом новую раку и гроб новой наряжали, после государева разгрому, как ратныи чюдотворцов гроб разломали, на другой год, при митрополите Московском Кириле, да при священнике Никодиме, да при крылошенине Варлааме Молодом».
Очень небогатые сведения об архиепископе Леониде передает летописец при описании и последующих (с февраля 1572 г.) событий в Новгороде. Все сведения о нем ограничиваются описанием торжественных встреч, какие делались государю во второй его приезд в Новгород, рассказами о крестных ходах в присутствии царя; затем упоминается о посещении владыкою некоторых обителей, мимоходом о поездке его в Москву, о столкновении с духовенством и более ни о чем. Вообще, судя по летописным сказаниям о современных событиях, деятельность Леонида как святителя была слишком неширока и одностороння и, кажется, была направлена к тому, чтобы угодить царю. Иначе и быть не могло. Леонид, как москвич, как очевидец жестокостей Иоанна, который в припадках гнева не щадил никого и ничего, хорошо знал крутой его нрав, непостоянство характера, подозрительность и недоверие к лицам, даже близко к нему стоящим; и потому волей-неволей должен был подделываться под такт государя. Может быть, такое поведение архиепископа Леонида отчасти и было причиною того, что Иоанн и во второе свое посещение Новгорода и во все время продолжительного в нем пребывания никому из граждан не сделал зла, был ласков и даже милостив.
Здесь мы изложим сведения о событиях, относящихся к жизни и деятельности архиепископа Леонида в том порядке, в каком они описаны в летописи.
В 1572 г., февраля в 5 день (во вторник), архиепископ Леонид служил литургию в монастыре на Лисьей горе и здесь, в келье у старца келаря Дионисия, рассматривал книги церковного летописца; «а сказывали, что летописец лисицкой добри сполна, ажо не сполна, развие написано в летописце в лесицком владыки Новгородцкые, не вси сполна, писаны развие до владыки Еуфимия Новгородцкаго».
В том же феврале (8 числа) преставился митрополит Кирилл; по этому случаю архиепископ Леонид был вызван в Москву для соборного избрания нового митрополита, «куда он поехал 14 марта (в пяток 4 недели Великого поста) юрьевскою релью, на свою владычню деревню Морино».
Прежде чем приступить к избранию первосвятителя, собравшиеся святители должны были рассмотреть и обсудить совершившееся, неслыханное дотоле в России церковное беззаконие. Иоанн вскоре после смерти третьей жены Марфы, скончавшейся через две недели после брака, вступил в четвертый брак с Анною Алексеевною Колтовскою, девицею весьма незнатного рода, не рассудив за благо просить святительского благословения; но потом усовестился и молил собравшихся епископов простить его, утвердить сей брак и молиться о его грехе. На соборе первенствовал архиепископ Леонид. Так Иоанн говорил святителям: «Злые люди чародейством извели первую супругу мою Анастасию. Вторая, княжна черкасская, также была отравлена и в муках, в терзаниях отошла ко Господу. Я ждал не мало времени и решился на третий брак, отчасти для нужды телесной, отчасти для детей моих, еще не достигших совершенного возраста: юность их претила мне оставить мир; а жить в мире без жены соблазнительно. Благословенный митрополитом Кириллом, я долго искал себе невесты, испытал, наконец избрал; но зависть, вражда погубили Марфу, только именем царицу: еще в невестах она лишилась здравия и чрез две недели супружества преставилась девою. В отчаянии, в горести я хотел посвятить себя житию иноческому; но, видя опять жалкую младость сыновей и государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак. Ныне, припадая с умилением, молю святителей о разрешении и благословении». Такое смирение великого царя, как сказано в деяниях сего Собора, глубоко тронуло архиепископов и епископов; они проливали слезы, болезнуя о вине и виновном. Читали устав Вселенских соборов; долго рассуждали и положили утвердить брак, ради теплого, умильного покаяния государева, с заповедью не входить Иоанну в храм до Пасхи, год стоять в церкви с припадающими, год с верными и вкушать антидор единственно в праздники; но, в случае воинского похода, освобождали его от сей епитимии, брали ее на себя. Между тем обязывались молиться за царицу Анну – и дабы беззаконие царя не было соблазном для народа, грозили тяжкой церковной клятвой всякому, кто, подобно Иоанну, дерзнет взять четвертую жену. Кроме Леонида, грамоту разрешительную подписали архиепископы Корнилий Ростовский и Антоний Полоцкий, семь епископов, несколько архимандритов и знатнейших игуменов. Успокоив совесть Иоанна, святители занялись другим важным делом – избрали митрополита: сей чести удостоился присутствовавший на соборе Полоцкий архиепископ Антоний.
Пробыв в Москве 10 недель и три дня, архиепископ Леонид в конце мая (1572 г.) возвратился в Новгород утром (в 9 часу дня); встречу ему делали архимандрит и все игумены с иконами в монастыре у Николы на Липне. В этот же день владыка служил литургию и угощал у себя обедом всех монастырских властей.
Вслед за архиепископом из Москвы отправился в Новгород и сам Иоанн с молодою супругою, с сыновьями и со всем двором. К приезду государя в этот раз, как и в первый, шло в городе энергичное приготовление: «со всего Новгорода, со всякого двора ставили по человеку к государскому делу, на Никитину улицу, двор чистить и огород ровняти, ставити государевы около конюшни, да иных людей посылали к Спасу на Хутыню конюшней у Спаса ставить государьскому приезду, а иные люди ездили из Новгорода с медом на Броницю. На Волховце, против монастыря, на межнине, мост делали на ладиях, пригоном со всего города и с волостей и с монастырей, – и было нужно людем добре». Для охраны особы государя были собраны стрельцы из всех городов; а для спокойствия и безопасности царского здравия «по всему Новугороду ставили на избах бочки с водою у дымниц, да и веники на шестех... и по всему Новугороду не велели изб топити, и Ноугородци делали печи в огородех и по двором, где хлебы печи и колачи».
31-го мая прибыл Иоанн в Хутынский монастырь. По случаю приезда государя, «владыка Леонид пел молебны в Софийском соборе со всеми соборы, с архимандритом и с игумены о здравии государя, царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии, за царевичей Ивана и Феодора и за великую царицу Анну»; а после молебствия со всеми монастырскими настоятелями и с иконами отправился для встречи государя в Хутынь монастырь. «Государь и царевичи приехали на четвертомнадцатом (во 2 часу дня) часу дни»; встречал его игумен Варлаам «всем собором с колокольным звоном». Царевичи вошли в церковь и молились Спасу и Пречистой Богородице и преподобному чудотворцу Варлааму; а государь «стоял у церковных дверей у стороннех, где лежит чюдотворец Варлаам». Из церкви государь отправился с царевичами в игуменскую келлию; за ним пошли князья, бояре и владыка, а за владыкою и все игумены с образы. Государь, милостиво приняв иконы от владыки и от игуменов, «звал к себе ясти хлеба; угощение происходило в игуменской келье; на вышке». Царица Анна пришла в монастырь в первом часу ночи; для нее и для сопровождавших ее княгинь и боярынь отведено было восемь келлий с правой стороны и отгорожены от монастыря тыном.
Проведя ночь в Хутынском монастыре, Иоанн с сыновьями на следующий день (1-го июня) в первом часу торжественно въехал в Новгород. Владыка встречал государя на Великом мосту с крестами, со всеми властями монастырскими и со всем духовенством и тут же на мосту пел молебен. В этот раз сопровождали государя два архимандрита: «Сергиева монастыря Феодосей, да Симонова монастыря Иев».
В Новгороде Иоанн по-прежнему расположился в своем дворце на Никитинской улице. 23-го июня в придворной его Никитинской церкви был праздник Владимирской Божией Матери, и по этому случаю совершен был торжественный крестный ход в церковь святителя Николая для встречи иконы Владимирской. Оттуда – к Знаменью Божией Матери, от Знамения – в Софийский собор, откуда после литургии чудотворные иконы провожались обратно на Никитину улицу и в церковь Знаменья. Этот крестный ход совершен был с особенным торжеством; в нем принимал участие царь и царевич Иван. Здесь мы помещаем небезынтересное описание этого крестного хода. «23 июня, в неделю, архиепископ Леонид и архимандрит Юрьева монастыря Феоктист, да и Московские архимандриты Феодосей, да Симонова монастыря Иев, и все игумены Новгородцкии и священници, и мужи и жены с младенци встречали пречистую Владимирскую в церкви святителя Николы, и пели молебны в церкви, и даша икону нести пречистой Владимирской владыка двема священником, с Никитины улицы. Из церкви понесоша икону на Ильину улицу, к Святей Богородице Знамение, и начаша идучи пети кануны Богородицы и стихи многии дияки московскии; и за иконою шел царь православный Иван Васильевич, да его сын Иван царевич большей, чинно и благоговейно и со страхом; и приидоша в церковь Знамение Святей Богородицы, и владыка начал молебны пети в церкви, и царевич Иван в церкви у образа знаменовался и Пречистой молился чинно и со страхом и октению говорил за царя государя, и за царевичев, и за царицу Анну, и за всех православных крестьян. И взя владыка сам за икону с места своего, и дал туто нести двема, архимандриту Юрьева монастыря Феоктисту, да Спаскому игумену Хутыня монастыря Варламу, и понесоша обе иконы к Софии Премудрости Божии, и начаша пети кануны и стихи богородичныи, и поидоша чинно и благоговейно и со страхом; и приидоша на Великий мост к честному кресту, и тут у креста молебен пели, и владыка крестом осенял, и царя и царевича благословил, и поидоша во двор; и приидоша к дверем к Корсунским, и туто владыка стал, и царь и царевич и князи и бояре: и поставиша стол и на стол чару серебрену позолочену с водою, и мощи святых многих, и нача владыка воду святити, и положи в воду мощи святых, и вода воскипе в чаре, а диаки Московскии в те поры пели богородичныи Пречистой, и владыко царя и царевича крестом благословил, да и водою кропил; и пойде с иконами в церковь, и начаша в церкви говорити часы, и государь царь и царевич слушал в Coфии обедни; и опосле обедни, понесоша опять обе иконы на Никитину улицу, и государь за ними и царевич шел, и диаки пели стихи богородичныи: и принесоша обе иконы в церковь св. Никиты, и владыка в церкви пел молебен, да октению говорил диакон за царя и за государя, и за царевича Ивана, и за великую царицу Анну, и владыка благословлял государя и царевича крестом, да и святою водою кропил царя и государя, и весь народ в церкви, и иконы в церкви, да поставиша икону Пречистую Владимирскую на своем месте; и пойде владыко со архимандриты и священницы, мужи и жены, провожати с Никитины улицы из церкви икону святыя Богородицы Знамения на Ильину улицу, и прииде в церкву Св. Богородици Знамения, и пел молебны в церкви и октенью говорил за царя и государя и великого князя Ивана Васильевича, и за царевичев Ивана и Феодора, и за царицу Анну, и за всех православных христиан и постави икону на месте своем, а царь и царевич не ходили провожати». На следующий день 24 (вторник) «в Софии Премудрости Божии в пределе Акима и Анны, на обедне, Никита чудотворец жену простил, а не видела очима восемь лет. И того дня царь православный Иван Васильевич, да и царевич Иван Иванович пировал у владыки».
2-го июля Детинец был свидетелем другого духовно-политического торжества. В этот день жители Новгорода были собраны в Детинец, и после Литургии в Софийском соборе читалась грамота митрополита Антония к духовенству и народу, чтобы они жили в мире, любви, послушании к властям, молились за государя, за царевичей Ивана и Федора и за царицу Анну. Вероятно, духовный собор, разрешивший Иоанну четвертый брак ради моления царского, хотел этим самым показать законность несогласного с канонами брака; а с другой стороны, может быть, не совсем доверял и преданности новгородцев, и потому беспрестанно напоминал им об обязанности подданных к Государю и Отечеству. 2-го июля (1572 г. в среду), сказано в летописи, «в Софии Премудрости Божии владыка Леонид велел молебны пети, три статьи: и владыка молебную грамоту чел, от митрополита Антония, архимандритом и священником и всем православным христианом вслух, опосле Яков ризничей чел, велми любезно поучение и слез достойно; да опосле Якова чел грамоту третию, поучение велми полезно и слез достойно, поддияк Стефан, стоячи пред амбоном и пред владыкою, всем людем вслух. И владыка после чтения грамотного поучал архимандрита и игуменов, и священников, чтоб жили в любви, смирении и друг друга слушали, и молили Господа Бога за царя и государя великого князя Ивана Васильевича всея Руси, и за его царевичев Ивана и Феодора, и за его царицу великую княгиню Анну, и за всех православных крестьян, соборне и по кельям».
3-го июля (1572 г.) владыка Леонид с Хутынским игуменом Варлаамом ездил в Савину пустыню, на Вишеру реку, молиться чудотворцу Саве Вишерскому и угощал игумена Феодосия и братию. 4 августа посетил монастырь чудотворца Николы Белаго в Неревском конце и служил там литургию при игумене Серапионе; наконец, 11 августа ездил в монастырь «на Деревяницу погребать старого игумена Геннадия, при игумене Герасиме при Глазуни». И более о посещении архиепископом Леонидом каких-либо обителей не упоминается.
14 июля (1572 г., в понедельник) архиепископ Леонид совершил духовное торжество по случаю обретения мощей святой праведной Гликерии. Летописец говорит: «На Легощи улицы, за церковию святых мучеников Фрола и Лавра, обретоша гроб верх земли и обретоша во гробе тело цило, а не все, а руцы на крест согбены, девицю именем Гликерию старосты Пянтелия тоя же улицы Легощи, а сказывала жена старая Настасия владыке Леониду, помнила как ту девицю тут провожали лет с пятдесят; и владыка проводил тую девицю собором, и ходил со кресты всем собором на Легощу улицу, и молебны пел в церкви святых мучеников Фрола и Лавра всем собором, и положили тую девицю на ином месте, и после провоженья Бог простил отроча четырех лет, сына подъячего Сувора Богдана, а имя ему Агафон, и звонили у владыки того дни в колоколы весь день»; а 11 августа совершилось другое чюдо у гроба той же праведной Гликерии: «получил исцеление человек, страдавший глазами».
6-го августа совершено было новое духовное и вместе гражданское торжество. В то время, когда Иоанн отправлялся в Новгород, чтобы или заключить мир, или воевать с ненавистною для него Швециею, пронесся слух, что хан Девлет-Гирей предпринимает новое нашествие на Москву, которая только что возникала из пепла после страшного опустошения. 31 июля донесли Иоанну, что хан уже на левом берегу реки Оки, на Московской дороге. Это известие крайне смутило Иоанна, но, чтобы скрыть внутреннюю тревогу души, он пировал с боярами и ждал развязки. Наконец 6-го августа привезли государю радостную весть. Сановник Давыдов и князь Ногтев, свидетели и участники победы над татарами, с лицом веселым, какого уже давно не видал Иоанн перед собою, вручили ему трофеи: два лука, две сабли Девлет-Гиреевы; смиренно били челом от воевод доблих, которые всю славу приписывали Богу и государю. Чуждый умиления благодарности, Иоанн был счастлив концом своего мучительного страха, осыпал вестников и воевод милостями. По случаю такой вести, началось в Новгороде трехдневное торжество. «И того дни (6 августа) в Новгороди звонили по всим церквам весь день в колоколы и до полуночи звонили, и молебны пели по церквам и по монастырям всю ночь. 7-го числа архиепископ Леонид пел молебны в Софии Премудрости Божии, и приходили того же дни священницы с соборы своими, со кресты и с иконами, и царь православный с царевичи был у молебнов; и звонили в колоколы того дни у Софии Премудрости Божии много; а 8 числа (в пяток), владыка на Лисьи горе говорил часы, да и молебны пел в церкви, при игумени Пимене».
Вполне довольный счастливым исходом войны с Девлет-Гиреем, Иоанн спешил теперь возвратиться в оставленную им столицу с супругою, с царевичами и со всем двором, чтобы принять благодарность народа за спасение Отечества; однако, чтобы сделать угодное новгородцам, он на праздник Успения остался в Новгороде. Празднование началось с 13-го августа: «В этот день звали ко владыки всех игуменов Новгородских ко всенощному и хлеба ясти; а 15 числа был сам царь православный у Софии Премудрости Божии, слушал обедню вместе с царевичи... и потом пировал у архиепископа со всеми монастырскими властями». Сказав о празднике Успения, летописец тут же упоминает о несчастном случае со звонцом в самый праздник, как бы предвещавшем что-то недоброе: «Да как учили звонить, – говорит он, – в другыи обидню, и в теж поры на колокольницы звонец звонил в колокол в проскурницкой, Семеном зовут, и у колокола веревка порвалась, и звонец свалился с колокольницы на зень, да у него разразило половину головы, да ногу ливую скорчило, и в теж поры смятение велико стало, люди от колокольницы прочь побежали, и звонца причястил ключарь Софийской, священник Иван; и Семен преставися того же месяца в 20 день».
На третий день праздника (17 августа) царское семейство оставило Новгород. Царица Анна, помолясь в ночи 16 числа угодникам Божиим, почивающим в Софийском соборе, выехала в первом часу; потом царь с царевичами, поклонясь Святой Софии, отправился в 4-м часу, оставив вместо себя управлять городом князя Семена Пронского, да дьяка Сувора, да Василья Щербину.
Это пребывание Грозного в Новгороде, продолжавшееся два с половиной месяца и ознаменовавшееся благодеяниями, оставило в памяти новгородцев доброе воспоминание. Архиепископ Леонид, пользуясь добрым расположением царя, подавал ему челобитную, в которой, ходатайствуя о возвращении ризницы Софийского собора и книг, писал о последних: «не по чем де и чюдотворцам службы правити». Иоанн, уважая ходатайство архиепископа, а может быть, и стыдясь расхищения святыни, возвратил в собор и те иконы, которые увезены были в Москву во время разгрома. «19-го июля (1572 г. в субботу) привезли в Новгород с Москвы две иконы местных, старых, в церковь Софии Премудрости Божии, а те иконы стояли в церкви против владычня места: икона Спасов образ серебром обложена; да другая икона св. Ап. верховных Петра и Павла серебром обложена вся. Эти иконы встречал владыка Леонид со крестами всем собором 20 июля и поставил их в церкви Святой Софии на старом месте, против владычня места. В тот же день владыка пел молебны в Софии Премудрости Божии, да ходил со кресты собором на Никитину улицу по икону Владимирскую, да с Никитины пошел со кресты на Ильину улицу по икону Знамения святей Богородицы, да в Знамении пел молебны; да из Знамения пошол в поле по Ильине улицы, да шол загородною улицею со кресты к Ильи пророку в Славно, и там пред церковию Илии пророка владыка молебен пил, и свершил молебен и осенял крестом народ и святою водою кропил, и царя и царевича благословил, а в церкви не был владыка; да от Илии святого, пошол со кресты, болшею улицею, к Софии Премудрости Божии, да того же дни владыка служил обедню».
Затем «августа в 1 день (1572 г., в пяток) прислал царь православный в Софию Премудрость Божию в церковь, в придел Якима и Анны, где лежит Никита епископ Ноугородцкый, свещу болшую местную; а 3-го августа (в неделю) архиепископ пил молебны в церкви собором; того дни у святого Никиты епископа... поставили мастеры в головех пред чюдотворцевым образом свечю, а свеча болшая местная, на стули на каменном на белом».
Наконец, в самый день отъезда 17 августа «государь пожаловал, в Отню пустыню в монастырь дал 2 тысячи, да шесть сот рублев и 40 рублев и 4 рубля и 4 алтына и 4 денги, при игумене Дионисии».
Вообще, Иоанн во время пребывания в Новгороде, видя полную себе покорность и преданность граждан, кажется, сознал свою ошибку: он возвратил с лихвою все разграбленное, возобновил разоренные монастыри и церкви, пожаловал духовенству вотчины, земли, ружное и денежное жалованье. На эти-то льготные грамоты не раз ссылалось здешнее духовенство в челобитных своих к государям Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу, что видно из самих грамот, которые по отобрании их из монастырей в 1751 г. хранились в архивах здешних присутственных мест. Грамоты Грозного писаны в 1572 г.
Вслед за государем отправился в Москву и архиепископ Леонид. «Августа 22 (20 – ошибка) были игумены у архиепископа с образы, челом ударили да хлеб ели; а в 23 день (в 21 – ошибка) поехал архиепископ Леонид к Москве; да с ним же поехали Юрьева монастыря архимандрит Феоктист, да Спасовского монастыря с Хутыня игумен Варлаам, да Онтонова монастыря игумен Мисайла, да Никольскаго с Вежищ игумен Селивестр, да с тими же игумены священницы и дьяконы и соборные старцы». 28 августа уже без владыки «ходили со кресты на Никитину улицу, да на Ильину ко Пречистей к Знамению, да в Софии Премудрости Божии пели молебны, да и воду святили собором, да послали к царю к Москве со священником Аврамием да с дьяконом Овдокымом».
Этим и заканчиваются летописные сказания о жизни и деятельности архиепископа Леонида. Из Москвы он уже не возвращался в Новгород, в котором он оставил по себе не совсем добрую память своим суровым обращением. До нас дошли два довольно курьезных случая столкновения его с новгородским духовенством.
Первый случай этого столкновения, по-видимому, был из-за разных пошлин, которые налагались на духовенство. С того времени как владыки стали присылаться в Новгород из Москвы, тягло, налагаемое новыми владыками на новгородское духовенство, представляло теперь дальнейшее развитие тех зачатков закрепощения, которые существовали уже раньше в новгородской церковной практике. Прежде всего, такое развитие замечается в тех пошлинах, которые взимались с духовных лиц за сообщение им известной церковной должности. В период самостоятельности Новгорода эти пошлины брались, кажется, единственно за посвящение, или ставленье; теперь же стали облагать ими отдельно каждый акт определения духовного лица на место, а именно, как совершение посвящения в известный церковный сан (ставленые пошлины), так и выдачу ставленых грамот (писчее и печатное), равно как и благословение ставленника владыкою на место при известной церкви (благословенная гривна). Пошлинами облагались даже челобитные, которые подавались об определении на место. По определению Стоглавого Собора, за акт посвящения положено брать от поповства и от диаконства, от каждого отдельно, по полтине всего, следовательно, рубль Московский. За выдачу грамот ставленых и, несомненно, патрахильных и уларных, которыми вдовым священникам и диаконам предоставлялись некоторые права священства, бралось писчего и печатного по алтыну. Что же касается до благословенной гривны, то в практике она имела два вида: разделялась на новоставленую, или новичную, гривну, которая платилась духовными при определении их на место впервые, и на перехожую гривну, которая вносилась в случае перехода их от одной церкви к другой. Эти пошлины, естественно, вносились и тогда, когда духовные лица являлись в Новгородскую область из других епархий. Подобно белому духовенству, и черное имело также свои ставленые пошлины. Архимандриты и игумены должны были именно платить за настольные грамоты, сообщавшие им право на настоятельство, по два рубля, а за благословенные – по полтине. Пошлины с черных попов и диаконов, кажется, также ничем не отличались от соответственных поборов с белого духовенства. Наконец, со всех грамот взимались особенные пошлины при всяком изменении в особе владыки или при всяком представлении их к подписи, или поднове. Обычай носить грамоты к подписи каждого нового владыки был, полагать надобно, позднейшего происхождения, так как при архиепископе Леониде новгородское духовенство чуть ли не огулом восстало против его применения. Мы приводим здесь любопытный рассказ о столкновении, которое произошло по этому поводу в 1572 г. между владыкою Леонидом и новгородским духовенством. Встречая упорное нежелание духовенства представлять к подписи ставленые грамоты как нововведение, Леонид не стерпел. Возвратясь из Москвы после Собора по случаю четвертого брака Иоанна и поставления митрополита Антония, архиепископ Леонид 31 мая 1572 г. пел молебны со всем духовенством о здравии государя, царевичей и царицы Анны; «и опосле молебнов велел Якову, ризничему своему, пред всем собором вслух всем людем чести на амвоне свою настольную грамоту, которую дал ему митрополит Антоней в Новгород на владычество, и после этого сделал духовенству внушение насчет неблаговидности его поведения. В особенности же он обрушил свой гнев на Юрьевского архимандрита Феоктиста: «Почему деи ты, архимандрет, мне своей настольной грамоты не кажешь и не подписываешь? как де ты архимандретишь?» И архимандрет молвил так: «Государь! Вскоре ялось; не успил тебе государю; был поездок к Москве ко государю, и я потому тебе грамоты не носил». И владыка молвил так: «Как у мене настольной грамоты не было, и яз три дни не служил». И архимандрет молвил владыки: «Тоби деи у мене хочется содрать, а мне тебе нечего дать; тебе ди и архимандретство и настольная грамота; хочешь де с меня, владыко, и ризы сдери, и я и о том не тужю»... Да и священникам всем говорил: «Сколько де я был в Новгороди, и вы ди мне грамот не носили своих поповских подписывати, а мни деи ваших грамот не подписывати; а которые деи дальние священници, ино их Бог прости». Скандал закончился тем, что архиепископ Леонид пригласил игуменов и священников быть свидетелями прекословия Юрьевского архимандрита своему владыке на Соборе.
Второй случай столкновения был, кажется, по поводу взыскания с духовенства каких-то милостынных царских денег, будто бы перебранных, за что архиепископ Леонид заключил нескольких лиц из духовенства в Детинце и ставил их на правеж; а 15 июня (1572 г.) произошел следующий скандал: по случаю какого-то торжества духовенство делало владыке торжественную встречу, «а он велел всем священникам и старостам и десяцким и пятидесяцким новгородцким, ризы с себя снимати, и говорит священникам: собаки, воры, изменники, да и все Новгородцы с вами! вы деи мене оболгаша великому князю, подаете челобитные в денгах в милостинных; а вам достанется по шти московок, а диаконом по четыре московки; не буди де на вас мое благословение, в сей век ни в будущий. И того дни священницы, по всем церквам, не хотели служить обедни. И владыка поехал к великому князю, да велел владыка игуменом пойти к великому князю, да и ризы всем игуменом с собя сняти; да как владыка приехал от великого князя, пел обедню на осьмом часу, да и священники пели обедни на осьмом часу».
Под 24 июля (1572 г.) отмечено в летописи еще одно обстоятельство суровости архиепископа Леонида. Там сказано, что он велел «своих дьяков певчих поставить на правежи, Сергия дьяка с товарищи, и велил на них взяти с головы по полтине по московской, что дьяки не ходят к началу к церкви». Тут же, между прочим, замечено, что «того же лета владыка Леонид благословил и простил священников скимников, велил им служити».
Впрочем, о качествах архиепископа Леонида мнения различны: по отзыву одних, он был верным исполнителем воли Иоанна; он вполне постигал мысли и нрав Грозного и, как природный москвитянин, был истинно, ревностно предан государю. И это вполне ясно сказалось в том снисхождении, с каким смотрел Леонид на нарушение Иоанном соборного определения о наложении на него епитимии, хотя сам же первенствовал на соборе и первый подписал определение собора. Правда, что Иоанн, отправившись в Новгород и заехав в Хутынский монастырь, не входил в церковь, а стоял у церковных дверей, пока царевичи слушали молебствие; но 23 июня, по случаю торжественного крестного хода, 7 августа, по случаю известия о победе, одержанной нашими войсками над крымскими татарами неподалеку от Москвы, и 15 августа, по случаю праздника Успения, Иоанн не только присутствовал при молебнах, но и за литургиею. Леонид видел это, видел, как ездил Иоанн со своими боярами в Юрьев монастырь пировать свадьбу своего шурина, и безмолвствовал.
По отзыву других, архиепископ Леонид был жесток нравом, как большая часть людей того века, не умел смирять своей строптивости, ссорился с новыми вельможами, был суров с подчиненными – и пал. Курбский отозвался о Леониде как о муже нарочитом и кротком; «поставленнаго другаго архиепископа в Пименово место, мужа, яко слышахом, нарочита и кротка Леонида»; а Карамзин называет его корыстолюбцем и угодником мирской власти.
Леонид погиб ужасной смертию новой аристократии: по словам Новгородской летописи, «он был на владычестве два годы, был вызван в Москву на собор и здесь, по повелению государя, казнен у Пречистой на площади, что у Успенскаго Собора, удавлен кзенью». Псковской же летописец говорит, что «царь Иван Васильевич опалился на архиепископа Леонида, взял его к Москве, сан на нем оборвал и, в медведно ошив, собаками затравил». Курбский не описывает рода смерти Леонида, а только говорит, что «аки по дву летех велел Иоанн убити Леонида с двумя опаты, сиречь игумены або архимандриты... (1575 г.); и в Новгородской летописи владык Новгородских ничего не говорится о роде казни архиепископа Леонида. Там сказано, «что он был на владычестве 4 годы без полутора месяца, и взят был к Москве в государской опале, да тамо и преставися октября в 20 день, на память святого великомученика Артемия, и положен бысть на Москве в Новинском монастыре, за земляным городом на всполье».
Разность показания летописцев наводит сомнение в действительной судьбе Новгородского владыки Леонида и показывает недоверчивость Иоанна и смуты бояр.
В Новгородском Саввовишерском монастыре хранилось Евангелие в поллист, собственноручно писанное архиепископом Леонидом.
В 1 т. актов исторических помещено несколько грамот архиепископа Леонида монастырям и отдельным лицам; судя по их тону и содержанию, можно с вероятностию заключить, что архиепископ Леонид не так был суров к подчиненным и не так корыстолюбив, как отозвался о нем Карамзин. Грамоты сии следующие: 1) жалованная Николаевскому Особному монастырю, на Кречеве (в Старой Руссе), которою игумен и братия освобождались от всяких пошлин в пользу епархиального управления. «Не надобе им платить мой подъезд, ни благословенная куница, ни иные никоторые пошлины, также и десятинники мои корму, и дару, и всех своих пошлин, с них не емлют; а что идет им с варницы с соляные наем в монастырь, и им тем наймом делитись промеж собя, кто в монастыре живет, а за монастырь не давати ничего; а десятинники наши русские того монастыря строителя и священника с братьею, или кто по них иные игумены и братья в том монастыре будут, и их монастырских людей и крестьян, на поруки не дают и не судят их ни в чем, а суд их во всяких делех предо мною архиепископом, в В. Новегороде…» (№ 181, 343 и 344, 1572 г.); 2) поместная о пожаловании Софийским детям боярским Девятому, да Ивану Епишкову, поместья «в Обонежской пятине, в Дмитриевском погосте в Оксоском, в добавок к их старому поместью, за службу их брата Прокофья, который убит на государевой службе в немецкой земле»… (№ 185, 348 и 349, 1573 г.); 3) такая же грамота на пожалование вдове Марфе Пешковой с детьми «усадища в Обонежской пятине, в Тервинском погосте, в Хмелеозере, со всеми угодьями и деревнями», за службу мужа Петра, убитаго в государевом походе, в немецкой земле, под Коловерью… (№ 186, 348 и 349, 1573 г.); 4) такая же поместная грамота на пожалование боярину архиепископа Василью Фомину «поместья в Обонежской пятине, в Никольском погосте, в Городищском, на Волхове, на Дунякове, и села Усадища с деревнями, на время, до тех мест, как его Государь Царь и Великий Князь пожалует, велит дать ему поместье в В. Новегороде»..., (№ 190, 353, 1574 г.); 5) грамота послушная крестьянам села Усадища с деревнями, отданными в поместье Софийскому сыну боярскому Шестому Лутохину в придачу к старому его поместью в Пиркинском погосте, в Чикминичах.... (№ 183, 345, 1572 г.); 6) тарханская грамота Николаевскому монастырю, в городе Орешке о пошлинах, какие монастырь должен был платить дому Софии Премудрости Божией и архиепископу. «Игумену с братьею и всему причту церковному давати им в дом Святеи Софеи Премудрости Божьи, и мне, мой подъезд и благословенную куницу, по книгам; а десятиннику моему Ореховскому дает тот игумен с братьею и весь причет церковный, на всяк год, за хлебы полкоробьи ржи, а за колочи четвертку пшеницы, за пиво четвертку жита, да полоть мяса, не любо полоть, ино пять денег Ноугородцкая, да за куря и за соль и за крупы две денги Ноугородские, да коробья овса, да... сена, да гривну Ноугородскую дару». Этою же грамотою как монастырь, так и его слуги, приказчики и крестьяне освобождаются от суда государевых наместников и их тиунов по делам монастырским, опричь душегубства, и «доводчики их наместничи в монастырь, и в села не въезжают и на поруки их не дают, не всылают к ним ни по что, ни поборов своих у них не емлют». А в конце сказано, что сия новая грамота дана вместо старой ветхой… (№ 187, 349 и 350, 1573 г.); 7) наконец, грамота уставная Старорусскому Козмо-Дамианскому монастырю, тоже о пошлинах. «Давати игумену с братьею и с причтом церковным в дом Святей Софии Премудрости Божии, и мне, за мой подъезд, и за благословенную куницу, и за все десятинничи пошлины, по новому окладу, на всяк год, по рублю по Московскому; а привозите им те денги в Софейскую и в нашу казну, нашему казначею, на срок, зиме по крещении Господни в той же день; а коли случится мне архиепископу... котораго года ехати к Москве... давати в нашу казну подъезд и десятины сполна, по книгам». Далее в грамоте назначаются сроки (2 раза в год), когда игумен и братия должны являться к архиепископу по делам, их касающимся; запрещается игумену венчать свадьбы и говорить молитвы вдовцам, с предупреждением, что за сие он будет подлежать взысканию; наконец, предписывается давать корм архиерейским посланникам, когда случится в монастыре ночлег, и подводы с проводниками.... (№ 189, 352, 353, 1574 г.).
Судя по тому, что некоторые из приведенных грамот даны архиепископом Леонидом в 1573 г. и две в 1574 г., справедливо заключить, что Леонид после поездки в Москву в 1572 г. опять возвратился в Новгород и управлял епархиею еще два года, хотя об этих последних годах его правления и не упоминается у летописцев, и, следовательно, на святительской кафедре Леонид был не два года, как отмечено в Новгородской 3 летописи на стр. 262, а четыре, как записано в прибавлении к Новгородской 2 летописи на стр. 186, где говорится, что Леонид был «на владычестве 4 года без полутора месяца».
Выписка из летописи сего времени
«Лета 7079, октября 13, повезли из Новгорода к Москве монастырскую казну 13000 тысящ; а приезжал с Москвы по казну князь Петр Григорьевич Совин. 30 декабря приехал в Новгород с Москвы наведчик поповской Мирон Михайлов Кузмина, правити на Новгородцах от попов, которые на Москве не откупилися. Генваря в 5 день приехал в Новгород посланник Государев Демид Иванов, сын Черемисинов, по Костентина да по Угрима; да и старцов государь велел сняти с правежу, да и все поимал у Костянтина сполна и запасы на всех монастырех, которыи не заплатили, да и казну взял всю и денги сполна, иные считаные, а иные несчитаные, да себе велел привести на Москву. 10 генваря поехали к Москве Костянтин да Угрим, да с ними и вси дети боярскии опришные, которые по монастырям приказаны были правити, у всякаго монастыря по боярскому сыну; а правеж был по монастырем по Ноугороцкым: правили на двадцати монастырех да на семи, а на иных монастырях не правили. Июня 10-го поставили колокол новой на место, на колоколнице, во владычне дворе, да учали в него звонити в пятницу в десятую после велица дни, в 13 день».
«Лета 7079 июня 26, в Новгороде, на Дворищи, на площади у Николы чудотворца, переписывали колокола и колокольницы и деревянныи и каменныя; да того же дни государь велел прибавити улици и столбы перекопывати, на новых местех ставити».
«Лета 7079 февраля в 23, в пяток на масляной недели, приехали в Новгород диаки опришныи, Семен Федоров сын Мишин, да Олексей Михаилов Старой, да заповедали перевозникам через Волхов людей не перевозити, а ходити по великому мосту велели, да заповедали винщиком не торговати, да и сторожню уставили, на великом мосту решотки, а поимают винщика с вином, или пияного человека, и они велят бити кнутом, да в воду мечут с великаго мосту».
«Да того же лета месяца июня в 26.... горело на торговой стороне, в государеве опричнине, в поле, на Бордове улице, а сгорело дворов 20, иные разметали; того же дни на мосту на великом решотки замкнули, людей не пущали с Софийской стороны в торг, доколе у Софии поблаговестят» (Там же стр. 166).
«Да того же лета, мая в 25 д... в пятничный день, бысть чудо страшно и ужаса исполнено.... на торговой стороне, на Ярославле дворищи, в церкви каменной св. великомученицы Параскевы, нарицаемыя Пятницы стоящу многу народу у литоргии, и после святой литоргии начаша звонити в колокола, и бысть в то время смятение и страх велий, и побегоша людие семо и овамо, мужи и жены и всяк возраст, по всем странам, друг друга спирающе, гонимы быша невидимою силою Божиею, не весть камо кто идет; в то время купцы пометаху лавки своя не запирающе, и товары своя отдающе руками своими не знающе; и того дни бысть, грех ради наших, яко в розратии или во иных страстех рыщуще, и едва удержастася от страха сего». (Там же, стр. 262).
«В лето 7080, сентября 30, в заутренее время, а инде пели заутренюю, было на небеси знамение: по всему небеси лучи были, аки вода на море ветром колебалась, да ти лучи по всему небеси ходили всякими цветы, и до света; и паки Господь милосердый свет нам дарова» (Там же, стр. 169).
«1 ноября приехал на Тихвину Пречистыя в монастырь новой игумен Герман, Стареченин родом, на Кирилово место». (Там же, стр. 169).
«Да того же лета, за святою Софиею за олтарем Акима и Анны, колокол новой на брусу повисили, повещать сторожам Софийским, как звонить в другыи колоколы в болшие, да того же лета на колоколинице на Софийской поставили семь колоколов менших». (Там же, стр. 172).
«Да того же лета царь православный многих своих детей боярскых метал в Волхов реку с камением». (Там же, стр. 173).
В заключение скажем здесь, что со смертию архиепископа Леонида кончились и тяжелые времена для Новгородской святительской кафедры, которые тяготели над Новгородом почти целое столетие и которые изображены у летописцев мрачными красками, дающими весьма ощутительный намек, что Новгород достойно и праведно понес кару как должное воздаяние за непостоянство его обитателей, горделивое превозношение и за «извечныя крамолы».