Архиепископ
Иоанн II
(Порфирьев)
на кафедре с 1388 по 1415 гг.
† 1417 г.

После того как архиепископ Алексий, по своей старости и немощи ради, отказался от управления паствою и удалился на покой в Деревяницкий монастырь, посадник и тысяцкий с гражданами Новгорода и духовенством много думали и рассуждали об избрании на упразднившуюся кафедру достойного святителя и наконец общим голосом решили «сътворити собе избрание не от человек, но от Бога прияти извещение» в полной уверенности, что «кого Бог даст, того знаменает». Назначили кандидатами, достойными занять святительскую кафедру, Иоанна – игумена Хутынского монастыря, Парфения – игумена Благовещенской обители и третьего – Афанасия – игумена Рождественского; сделали три жеребья, написав на них имена избранных, которые опечатал своею печатью посадник Михаил Данилович, и положили их на престол Святой Софии с таким решением, «что котораго из троих восхощет Св. София – Премудрость Божия своему престолу служебника имети, того жеребий да оставит на престоле своем». После этого духовенство начало совершать литургию соборне, а новгородцы стояли вечем у Святой Софии. По окончании службы Софийский протопоп Измайло, взяв с престола один за другим два жеребья, вынес их на вече, и один из них оказался Афанасия, другой – Парфения, жеребей же игумена Иоанна остался на престоле. Тогда вече единогласно признало его мужем «назнаменанным» и, «по Божию изволению и по данной благодати, избранным служителем и пастырем словесных овец Новгорода и всей его области». В праздник Вознесения Господня (7 мая) народ весь от мала и до велика устремился в Хутынь монастырь и, с честию выведя оттуда игумена Иоанна, возвел его на сени, на владычний двор. Это избрание одобрил и бывший архиепископ Алексий и благословил избранного на свое место.

Иоанн был урожденец [уроженец] Новгородский, сын гражданина Порфирия, муж, по отзыву современников, благий и кроткий, тихий и смиренный и зело боящийся Бога. Он имел брата Василия, который подвизался в Лисицком монастыре, где скончался схимником в 1400 г.

Митрополита на Руси в это время не было, и новоизбранный в архиепископы Новгороду оставался непосвященным до января месяца. Уже осенью возвратился Пимен из Царьграда на митрополии и тогда же прислал из Москвы «поклоньщиков» звать владыку на поставление. Иоанн, в сопровождении посадника, тысяцкого и бояр, отправился в Москву 8-го декабря и прибыл туда 10 января. Наречение Иоанна (назнаменаша) происходило в церкви Успения Божией Матери, а хиротония совершена, «поспешением Святаго Духа, в преименитой церкви Святого архистратига Михаила, января 17 в неделю». В хиротонии его принимали участие – Смоленский владыка Михаил, Звенигородский – Даниил, Савва Сарайский, Феогност Рязанский и многие игумены, и этот день в Москве светло праздновали «с хвалами и песньми», в присутствии самого великого князя Дмитрия Ивановича. По прибытии в Новгород 8 февраля – в неделю мытаря и фарисея, владыка, по обычаю, был торжественно встречен всем духовенством и гражданами, «с клирошаны Св. Софии, конец Славна, и было в Новгороде по случаю его прибытия великое торжество».

Вступление Иоанна на кафедру архиерейскую сопровождалось великими народными бедствиями, которые были как бы предвестниками тех трудов и огорчений, с которыми пришлось ему бороться впоследствии. Еще до посвящения его опустошена была пожаром вся Торговая сторона Новгорода. Погорели все церкви, в том числе Никола на Дворище, Знамение и Спас на Ильине улице, а людей сгорело 75 человек; потом осенью, в ночь на 26 октября, сделалась страшная буря, которою разрушило 9 городен у Великого моста; затем произошла распря из-за посадника Есипа у трех концов Софийской стороны с Торговою. Две недели происходило кровопролитие и едва было прекращено избранием нового посадника Василия Ивановича. А по возвращении из Москвы, после хиротонии, открылось в Пскове страшное моровое поветрие, которое началось с мясной недели и продолжалось весь Великий пост, всю весну и весь пост Петров; болезнь обнаруживалась железою и харканием кровию. Умерших так было много, что многие церкви стояли пусты; почему псковичи приехали «к владыке Ивану прошати попов во Псков к церквам, которые попы ходят без церкви». Зимой следующего 1389 г. поветрие возобновилось с такою же силою, и псковичи прислали весною послов с мольбою к владыке – «приехать в Псков, благословить город и людей, которые еще остались в живых». Иоанн, желая успокоить несчастных псковичей, немедленно отправился к ним, благословил город, князя Ивана Андреевича и народ, и «молитвою его преста мор».

На следующий 1390 год эта болезнь постигла и Новгород, в котором от морового поветрия умирало множество народа по всем улицам. Болезнь обнаруживалась, как и в Пскове, появлением железы, и больной через три дня умирал. «То случися приити на ны по грехам нашим», – говорится в летописи. Унылые новгородцы, чтобы утолить гнев Божий, по совету владыки, дали обет построить обыденную (в один день) деревянную церковь во имя святителей Афанасия и Кирилла, за соборною церковию в каменном городе – Детинце. И 12 октября в один день они навозили бревен и срубили церковь, так что в этот самый день владыка Иоанн освятил ее «с игуменами, попами и с клиросом Святой Софии и того же утра совершил и литургию. После этого Божиею милостию, и Святыя Софии стоянием, и владычним благословением, и молитвою мор прекратился».

Не раз подвергался Новгород и другим бедствиям, особенно опустошительным пожарам, которые требовали немалых забот от владыки, чтобы облегчить участь несчастных. Так, в 1391 г. июня 5 погорел Новгород от Борковы улицы до Гзеня, а на другой стороне от Никитины улицы до Радоковиц; церквей деревянных сгорело 8, каменных огорело 3, а женщин и детей погибло 14 душ. 21-го июня новый пожар на Прусской улице истребил весь Людин конец, и в нем 7 церквей деревянных и 4 каменных. Пожар этот в оба раза причинил громадное разорение городу, и владыка Иоанн, чтобы помочь пострадавшим гражданам, выдал «с полатей у Святой Софии 10 000 серебра скопления владычня архиепископа Алексия, которое новгородцы роздали по тысячи рублей на конец и поставили каменные костры по обеим сторонам острога у каждой улицы».

Осенью в 1394 г. погорел владычний двор, околоток, много загородных улиц, а у Святой Софии обгорела большая глава. В 1399 г. погорел Плотницкий конец до Федорова ручья и весь Славянский конец; одних каменных церквей обгорело 22 и 5 придельных, а народу погибло от огня и потонуло в Волхове без числа; ибо пожар, по словам летописца, так был лют; и притом с вихрем, что «огнь по води горя хождаше». Не успели они оправиться от этого несчастия, как вновь были опустошены пожаром в 1403 г. В этот раз на Софийской стороне пострадал владычний двор, а у Святой Софии погорела «маковица полатная, что в которой лестница на полати». В 1405 г. погорели Людин конец, Прусская улица до Михаила Святого, в Детинце – до владычня двора; много истреблено каменных и деревянных церквей, а людей погибло 30 человек, и на Яневе улице сгорело 6 голов. Наконец, в 1407 г. погорел Неревский конец до Города и Люгоща улица; в этот пожар обгорел и весь храм Святой Софии, и опять двор владычний. Не мало было пожаров и в обителях, восстановление которых составляло особенную заботу кроткого владыки.

Особенно много тревог и огорчений приходилось испытывать архиепископу Иоанну от частых ссор новгородцев с великим князем и с митрополитом Киприяном. В 1389 г. 9 мая скончался великий князь Димитрий Иоаннович; престол великокняжеский занял сын его Василий. Следуя политике своих предков, он считал Новгород своим наследственным достоянием и потому при восшествии на престол был в раздоре с гордым народом Новгородским. Дело шло о чести или обряде. «Мы рады повиноваться князю Московскому, – говорили новгородцы, – только прежде напишем условия как люди вольные». Сии условия, по обыкновению, состояли в определении прав княжеских и народных. Василий не захотел спорить и в присутствии бояр Новгородских в Москве, утвердив печатию договорную грамоту, отправил к ним в наместники вельможу московского, Евстафия Сыту. Дело, по-видимому, удалось.

В феврале 1391 г. прибыл в Новгород митрополит Киприян с владыкою Рязанским и был встречен архиепископом Иоанном с пышными обрядами у Святого Спаса на Ильине улице. Отсюда митрополит торжественно, в сопровождении своей многочисленной свиты, шел пешим сквозь Торг через Великий мост к Святой Софии, где совершил литургию со всем собором, а после литургии велегласно учил народ с амвона. Чиновники новгородские, в знак особенного уважения, от имени всего города подарили ему многие дворы у Св. Предтечи и на Чудинцове улице. «Две недели пировали» они у архиепископа Иоанна, который также честил его многими дарами. «Другую литургию митрополит совершал у св. Николы на княжем дворе, а третью на сбор у Святой Софии». Но это дружелюбие изменилось, когда митрополит в собрании граждан объявил, чтобы они, следуя древнему обыкновению, относились к нему в делах судных, как и к прежним митрополитам. Посадник, тысяцкий и все новгородцы ответствовали единогласно: «Господине, о суду есмя крест целовали и грамоту списали промежи себе крестную, что к митрополиту не зватися». «Грех большой вы приняли на себя, – сказал им митрополит, – но дайте грамоту, яз печать урву и целование с вас снимаю». «Наши же, – замечает летописец, – за то слово не нялися, и митрополит поехал из Новгорода по сборе на 3 день, а на владыку и весь Новгород великое нелюбие держа».

За права первосвятителя горячо вступился великий князь и взял размирие с Новгородом (1393 г.) «про грамоту, которую написал Новгород, чтобы не зваться на Москву к митрополиту». К этому присоединилось и несогласие новгородцев платить князю «черный бор» (1392 г.). Посол великокняжеский представлял новгородцам, что они, с 1386 г. платя народную дань Донскому, обязаны платить ее и сыну его; обязаны также признать митрополита судиею в делах гражданских, обязаны отослать к нему крестную грамоту; а что они целовали крест, то этот грех митрополит снимает с них. Новгородцы отвечали, что народная дань издревле шла обыкновенно в общественную казну, а князь довольствовался одними пошлинами и дарами, а что второе требование, касательно митрополита, противно их совести. Такой ответ новгородцев был принят за объявление войны, и она началась с ожесточением с обеих сторон, впрочем, продолжалась недолго. Новгородцы, изведав твердый характер Василия, сочли за лучшее уступить ему требуемую дань, чем отказаться от купеческих связей с московскими владениями и подвергать опасностям свою двинскую торговлю. Надлежало удовлетворить и митрополита тем необходимее, что и патриарх Константинопольский принял его сторону. Хотя послы от архиепископа и новгородцев и ездили в Константинополь к патриарху Антонию с жалобою на митрополита, что он за отказ в месячном суде снял с них благословение не по правилам святых отцев, но возвратились без успеха. Патриарх прислал Вифлеемского владыку разобрать дело, велел сказать архиепископу и новгородцам, что он подтверждает отлучение, произнесенное митрополитом на непокорных, что митрополит правильно вразумляет их и что они должны во всем повиноваться главе Русской Церкви. Со словесным наказом Вифлеемский владыка привез от патриарха и две грамоты к новгородцам относительно споров их с митрополитом о месячном суде. В первой из них патриарх строго осуждает новгородцев и архиепископа за клятвы, чтобы не судиться у митрополита. «Ваше преступление не маловажно и не случайно; – писал он новгородцам, – если вы в самом деле так поступили, как мы слышали, то не клялись ли вы тем нарушить священные и божественные каноны? Не судиться пред митрополитом, не оказывать, по древнему порядку, повиновения, не подчиняться первому архиерею вашему и не принимать от него духовного суда: это и есть, в чем вы клялись, а не другое что... Ты епископ, – писал патриарх владыке Иоанну, – сам соединился с мирянами, сходишься с ними и первый же утверждаешь беззаконную клятву, не представляющую никакой даже телесной выгоды, но соединенную с нарушением божественных и священных канонов, «повелевающих ни по какой причине ни епископу, ни мирянам, ни клирикам не отделяться от своего митрополита, если он явно не проповедует ереси»... Далее патриарх осуждал священников, что они, находясь под запрещением, крестят, священнодействуют, совершают таинства и проч. вопреки священным и божественным канонам; осуждал самого епископа, что он, единомудрствуя с неисправимыми священниками, дозволяет им совершать священнодействия вопреки канонам. Наконец, объяснив церковными постановлениями обязанность подчиняться митрополиту как духовной главе в области и то великое зло, какое может произойти от данной клятвы, патриарх убеждал новгородцев подчинить себя своему митрополиту, раскаяться, в чем оскорбили его, и сложить с себя клятву, обещая и со своей стороны им всякое содействие. Второю грамотою патриарх извещал архиепископа и новгородцев, что дело по жалобе их на митрополита не один раз рассматривалось собором святителей в присутствии послов новгородских и что священный собор ничего от них не слышал, кроме слов «мы не желаем судиться от митрополита; не желаем, чтобы он, когда позовет нашего епископа, унижал его... но, если ты, патриарх, и архиереи не благословите нас, то желаем быть латинами». Объяснив затем всю неосновательность их жалобы и угрозы, патриарх утверждал отлучение епископа и народа Новгородского. «Знайте, – писал патриарх, – что вы отлучены и не благословлены законно и по справедливости до тех пор, пока раскаетесь пред митрополитом и сложите клятвы ваши и предоставите ему все права его, которыя он имел на вас, по-древнему. И если поступите так, можете получить разрешение и благословение от митрополита – вы, и народ весь, и священники, как он сам заблагорассудит; тогда и мы готовы разрешить вас и благословить».

Выслушав присланные от патриарха грамоты, архиепископ и новгородцы отправили в Москву знатнейших людей заключить мир по старине; а к митрополиту послали судную грамоту. Митрополит, получив грамоту, «простил и благословил владыку Ивана и весь Новгород», а великий князь отправил бояр в Новгород для утверждения мира. Новгородцы дали князю «черный бор» и полчетвертаста рублей; такую же сумму дали и послу митрополита Киприяна «Дмитроку за то, что он благословил владыку и весь Новгород». Один летописец прибавляет при сем: «не чудися тому, таков бо есть обычай Новгородцев; часто правают (присягают) к князю к великому, и паки рогозятся (ссорятся): беша бо человецы суровы, непокоривы, упрямчиви, не поставни. Кого от князь не прогневаша? или кто от князь угоди им, аще и Великий Александр не уноровил им?» Понятно отсюда, что Новгород хлопотал освободиться от суда митрополичьего не потому, что власть митрополита казалась ему тяжкою сама по себе или пошлинами, но потому, что, с одной стороны, она была властью московской, с другой – вводила с собой власть великого князя. Иначе, власть митрополита была неприятна Новгороду потому, что, охраняя и здесь единство народа, она сдерживала страсти веча, которое действовало иногда во вред не только общему, но и своему частному благу.

Недолго, однако, продолжались эти мирные отношения между Москвою и Новгородом. Новгородцы, в противность договору, опять не хотели зависеть от митрополита в делах судных. Киприян вторично был у них в 1395 г. вместе с послом Константинопольского патриарха, пробыл всю весну в Новгороде до Петрова говения, но не мог убедить новгородцев, сколь несогласно с доброю совестью и честью такое нарушение обета. Впрочем, выехал оттуда мирно, благословив архиепископа и народ, так как владыка Иоанн дал «честь велику митрополиту и патриарху послу». После этого в 1396 г. ездил в Москву и сам архиепископ Иоанн и, пробыв там два дня, по другим сказаниям – две недели, возвратился с благословением и с честию. Причина этой поездки архиепископа в Москву не выяснена. Летописец говорит, что она была предпринята собственно по вызову митрополита. Вероятно, Киприян, не надеясь добиться месячного суда у вольницы новгородской, рассчитывал уладить это дело в Москве, действуя лично на архиепископа. Но, всего вероятнее, присутствие в Москве Новгородского владыки в этот раз нужно было для совещания о делах церковных, ибо патриарший посол, митрополит Михаил, прибывший в Россию, привез с собою от патриарха Антония две грамоты — поучение христианам. Одно – новгородцам, другое – псковичам, относительно ереси стригольников, которая, как известно, привилась и нашла сочувствие в Новгороде и Пскове, более чем где-либо; так как самый дух этого раскола, состоявший в противлении духовным властям, как нельзя более гармонировал с общим духом вольности и своеволия, которыми отличались псковичи и особенно новгородцы, и, следовательно, требовал энергичных и сильных мер со стороны духовной власти к подавлению его.

В следующем 1397 г. предстоял немалый подвиг архиепископу Иоанну помирить новгородцев с псковичами. Давно уже псковичи и новгородцы не ладили между собою. Причиною сего была, кажется, зависть новгородцев успехам счастливой торговли псковичей, которые, быв освобождены новгородцами от этих обязанностей подданства, управлялись теперь собственными законами. Может быть, и другие были причины к неудовольствиям, которые зашли очень далеко, ибо новгородцы не только отказывались подать помощь своим братьям псковичам, когда угрожали им, с одной стороны, Ливонский орден, а с другой – Витовт и немцы, но даже сами теснили их и не раз приходили осаждать Псков. Для примирения с Новгородом псковитяне прибегли к посредничеству архиепископа Иоанна. Они прислали в Новгород знатнейших чиновников с челобитьем и просьбою к владыке, чтобы уговорил и благословил детей своих, новгородцев, оставить к ним нелюбие. Исполняя эту просьбу, владыка много убеждал новгородцев, чтобы прекратили все несогласия с псковитянами, чтобы считали их, по старине, своими младшими братьями и жили «за един брат в христианстве», и наконец успел склонить их к миру. «Посадник, тысяцкий, бояре и весь Новгород благословение отца своего владыки Иоанна приняли, от Псковичей нелюбие отложили и заключили мир по старине. И бысть христианом радость и веселие, а диавол, видя христианом добро, плакашеся, видя себе побеждаема, а злодеи христианстии помрачишася», – замечает летописец. После этого и владыка Иоанн «ездил во Псков на свой подъезд». Псковитяне приняли его с большим почетом и дали ему «месячный суд по старине».

Более трудный подвиг предстоял владыке в это же время помирить Новгород с великим князем. Василий Димитриевич, досадуя на новгородцев за вторичный отказ митрополиту в судных делах и желая вместе с тем угодить своему тестю Витовту, а вероятнее всего, что он искал только предлога для исполнения своих замыслов, которые обнаружились впоследствии, прислал посольство в Новгород с требованием, чтобы новгородцы прекратили дружескую связь с немцами, врагами литвы. Новгородцы с удивлением выслушали посольство Московское и Витовтово и, видя, какой громадный вред расторжение мира с немцами может нанести их торговле, которая теперь процветала более чем когда-либо, решительно отказались исполнить волю государя Московского, а тем более Витовтову: «Господин князь великий! У нас с тобою мир, с Витовтом мир и с немцами мир» – и отпустили послов его с честию.

Великий князь предвидел этот отказ и, объявив войну Новгороду, отправил рать в Двинские земли. Новгородцы ужаснулись: вместе с Заволочьем они лишались способа не только иметь из первых рук лучшие произведения сибирских климатов, но и выгодной торговли с немцами. В это же время митрополит Киприян прислал в Новгород стольника своего Клементия к архиепископу Иоанну с наказом, чтобы он ехал в Москву для совещания о святительских делах, а всего вероятнее, для улажения [улаживания] политических дел. Отпустив митрополичьего боярина, Иоанн и сам собрался в Москву. Провожая владыку, посадник, тысяцкий, бояре и весь Новгород умоляли его вступиться за своих детей пред великим князем и вместе с ним отправили послами посадника Богдана и житых людей. Чтобы отвратить неизбежное кровопролитие, архиепископ Иоанн много молил Василия Дмитриевича отложить нелюбие на вольный народ и возвратить Новгороду отнятые земли, представляя в основание, что это сделано вопреки крестному целованию, что отнятые земли исстари принадлежали Новгороду и что «вопчий (общий) суд на порубежьи не старина». Но Великий князь, оказав ласку лично владыке и посольству, не хотел и слышать о возвращении Двинской земли. «Владычня благословения и слова добра не принял, от Новгородских послов челобитья не принял, от Новгорода нелюбия не отложил и миру не взял», – замечено в летописи.

Такой решительный отказ пробудил воинственный дух в новгородцах. Собравшись на вече, они объявили возвратившемуся архиепископу: «Не можем, господине отче, сего насилия терпети от своего великаго князя Василия Дмитриевича, ибо он отнял у Святой Софии и у Великаго Новагорода пригороды и волости, нашу отчину и дедину; но хотим поискати Святой Софии пригородов и волостей, своей отчины и дедины». При этом все настоятельно требовали благословения начать войну, обещаясь клятвенно действовать во всем единодушно. «Благослови, господине отче владыко, – говорили они, – поискати Святей Софии пригородов и волостей; или паки изнайдем свою отчину к Святей Софии и к Великому Новугороду, или паки свои головы положим за Святую Софею и за своего господина, за Великий Новгород». Волей-неволей владыка должен был уступить настоянию воевод Новгородских и, благословляя на дело ратное, сказал им: «Пойдите, Святей Софии пригородов и волостей поищите, а своей отчины».

Посадник Тимофей, предводительствуя 8000 воинов, обратил в пепел старый Белозерск. Затем дружины Новгородские, разорив волости Кубенские близ Вологды, осадили Гден, сожгли посады Устюга, даже соборную в нем церковь, и, взяв там славную чудотворную икону Богоматери, именовали ее пленницею; наконец, вступив в Двинскую землю и жестоко наказав двинских жителей за измену, возвратились в Новгород с торжеством и с богатою добычею. Не увлекаясь, однако ж, удачею мести, новгородцы снова предложили мир Великому князю.

Сам владыка не поехал в Москву для мирных переговоров, а отправил от себя архимандрита Парфения. От Новгорода отправились с дарами посадник Иосиф, тысяцкий Анания и житые люди – Григорий и Давид. Великий князь, зная настойчивость новгородцев и в то же время опасаясь сношений их с Витовтом, заключил с ними мир по старине; но в душе питал сильное неудовольствие. Это потом сказалось на судьбе архиепископа Иоанна. В 1401 г., вызванный митрополитом Киприаном в Москву под предлогом святительских дел, он был заключен в Николаевский монастырь, в котором пробыл более трех лет. Карамзин говорит, что митрополит задержал Новгородского архиепископа Иоанна по приказанию великого князя, так как владыка ревностно ходатайствовал за гражданские права своей духовной паствы. Мнение Карамзина подтверждается и рассказом об этом в жизнеописании митрополита Киприяна. Там говорится, что через два года после заключения мира великим князем с Новгородом, архиепископ Новгородский снова вызван в Москву, а митрополит Киприян по слову великого князя учредил собор в июле 1401 г., на котором заставили Иоанна просить об увольнении от епархии. Впрочем, никого не назначили на его место, он только был задержан в Москве под стражею в монастыре более трех лет, «да неточию сам накажется смиренная мыслити и творити, но и инем польза будет». Летописец же, описывая пребывание Иоанна в Москве и возвращение оттуда, винит в его заточении самого митрополита Киприяна. «Того же (1403) лета, – говорит он, – бысть сие: искони дьявол не хотя добра роду человеческому, паче же любящим Бога противяся, вложи в сердце Киприяну митрополиту, еже удержати владыку Новгородского Ивана без рассудка. Честный старец радуяся с благодарением терпяше и моляшеся Богу Господу нашему Иисусу Христу и Пречистей Его Матери, по написанному: Господи! не постави ему греха сего (Деян. 7, 60). И исполнися евангельское слово, рекшее: не может град укрытися верху горы стоя, ни вжигают светильника и поставляют в скрове, но на светиле, да светит на вся (Мф. 5, 14, 15). Такоже и сего старца не може утаитися смиренная его добродетель, исполняше бо евангельская словеса, еже рече: странен бех и введосте мене; а сий сам странен и в неволи бяше тамо, а странныя и нищая велми любляше и потребная им даяше. И вложи Бог в сердце великому князю Василью Дмитриевичу, и вспомяну архиепископа Ивана, видя честныя его добродетели, и посла к митрополиту, глаголя: иже еси удержал владыку Ивана, в той час отпусти его с честью к Великому Новугороду. Киприян же митрополит, не могий ослушатися слова князя великаго, отпусти архиепископа Ивана с благословением и с честию. И приеха владыка Иван в Новгород, месяца июня в 15 день, быв на Москве 3 годы и 3 месяци и 3 недели; и сретоша и со кресты игумены, и попове, и весь клирос Святыя Софья, и весь Новгород, у святого Николы на Ярославле дворе, и обрадовашася радостию великою своему господину владыце».

Не входя в оценку деяний митрополита Киприяна по делу о месячном суде, мы, однако ж, находим не лишним сказать здесь несколько слов в защиту архиепископа Иоанна, просидевшего 3 года в заточении за отказ новгородцев в суде. Месячный суд, как можно предполагать по некоторым известиям, состоял в том, что митрополит приезжал на месяц в Новгород и судил всех по делам, которые подлежали церковному суду, или присылал для того своего уполномоченного и собирал с подсудимых положенные пени. В подтверждение своего права Киприян не ссылался ни на какой закон, ибо такого закона и не было, а указывал лишь на обычай – на прежние примеры. «Дайте мне, – говорил, – суд, как давали прежним митрополитам». Новгородцы же, отвергая этот обычай и примеры, со своей стороны основывали отказ на Номоканоне, ибо хорошо понимали, что по законам они должны судиться у своего епархиального архиерея. Следовательно, если не был не прав Киприян, то нельзя винить и новгородцев, будто бы они действовали исключительно по одному нежеланию находиться в зависимости от митрополита, по одному своеволию и упорству. Тем менее виноват был архиепископ Иоанн, который в данном случае, действуя согласно с волею народа, основанною на церковных законах, во всем прочем оказывал митрополиту, как первосвятителю Русской земли, подобающее его сану почтение и покорность, что и видно было из приема, сделанного ему в Новгороде.

В это же время в Новгороде и Пскове крепко держалась ересь стригольников. Стригольники, как известно, вооружались против церковной иерархии и отвергали ее именно за те злоупотребления и недостатки, которые они видели в современном духовенстве и на которые прямо указывали. Например, они указывали на поставление по мзде – и им отвечали только, что то – не мзда за поставление, а необходимые проторы при поставлении, т.е. не отвергали действительности факта, но давали ему другой смысл. А такие резкие примеры симонии, какие случались тогда в самом Царьграде при поставлении митрополитов на Русь, примеры, сопровождавшиеся немалыми смутами в церкви, очень естественно могли возбуждать у нас многих и против самих патриархов. Стригольники укоряли духовных, что они за все берут и собирают большие имения: к сожалению, в подтверждение этого в Новгороде могли указывать на самих митрополитов русских, а во Пскове – на Новгородских владык, в пользу которых там и здесь делались немалые поборы с духовенства по случаю приездов и собирались тяжелые пошлины на суде. Понятно, что все это должно было внушать Новгородскому архиепископу крайнюю осмотрительность и осторожность, чтобы отнять у стригольников повод глумиться над церковной властью. Вот этим-то и можно объяснить как неотстаивание владыкою Иоанном прав суда митрополичьего пред новгородцами, так и то обстоятельство, что он и сам не настаивал на своем праве во Пскове, так как в продолжение 27-летнего управления паствою, неоднократно посещая Псков, он только раз ездил туда на свой подъезд, хотя там он имел неоспоримое право суда, как местный епископ.

Вскоре после возвращения владыки Иоанна в Новгород митрополит Киприян скончался (в 1406 г.), а со смертию его, кажется, кончились и недружелюбные к Новгороду отношения Москвы. По крайней мере, в летописях не упоминается о споре преемника Киприянова с новгородцами о месячном суде и о таких частых поездках Новгородского владыки в Москву, какие были при Киприяне. Во все последующие годы управления Новгородскою епархиею Иоанн только раз ездил в Москву в 1411 г. и то, собственно, для того, чтобы представиться вновь прибывшему в Русь митрополиту Фотию. Приводим здесь небольшую выдержку из послания митрополита Фотия, присланного в 1410 г. архиепископу Иоанну. Замечательно, что Фотий, только что прибывший в Русь и будучи родом грек, делает указание на некоторые достопамятные черты тогдашних понятий, обычаев и нравов. Фотий велит наказывать епитимиею мужа и жену, которые совокупились браком без церковного, иерейского благословения, и венчать свадьбы после обедни, а не в полдень, не ночью. Дозволяет третий брак единственно молодым людям, не имеющим детей, и с условием – не входить в церковь 5 лет или заслужить прощение искренним, ревностным покаянием, слезами и сокрушением сердца; возбраняет девицам замужество ранее 12 лет; всех, дерзающих пить вино до обеда, лишает причащения, строго запрещает непристойную брань именем отца или матери, запрещает духовенству торговать и лихоимствовать, инокам и черницам жить в одном монастыре, вдовым иереям быть в женских обителях, людям легковерным слушать басни и принимать лихих баб с узлами, с ворожбою и с зелием.

Из деяний архиепископа Иоанна, свидетельствующих о его высоком благочестии и неусыпном попечении о спасении вверенной паствы, особенно замечательно построение им монастырей и храмов. Первый придельный храм, в честь Божией Матери, устроен им в 1391 г. на палатах (хорах) церкви Св. Апостола Иоанна в Неревском конце. Поводом к построению его послужило следующее чудесное обстоятельство: октября 1 дня в церкви Св. Иакова вдруг во время литургии потекли слезы из обоих очей от иконы Покрова Божией Матери. Услышав об этом, архиепископ Иоанн приказал устроить палати (хоры) в церкви Св. Апостола Иакова с приделом Покрову, на устройство которого много было помету (пожертвования) от христиан; и, когда придел был устроен, сам владыка освятил его и установил крестный ход по вся годы на праздник Покрова. А спустя 8 лет (в 1399 г.) он построил новую каменную церковь Покрова Богоматери на Зверинце и сам торжественно освящал ее на самый праздник. Памятником его освящения осталась следующая молитва благочестивого владыки: «О Пречистая Царице Богородице, Мати Христа Бога нашего! Соблюди церковь свою недвижиму о имени Твоем, Госпоже, святем, и неразрушиму до скончания всего мира; приими, Царице, молитву раба Своего Иоанна архиепископа, подая ему милость и благословение духовное, еже о пастве словесного стада Христова; и дай ему, Госпоже, зде живот многолетен, со всеми его детьми, с Нодгородци и послужившими о храме Твоем, Госпоже, святем, а во оном веце сподоби, Госпоже, одесную стояния Сына Твоего и Бога нашего, по Своей великой милости».

В 1398 г. архиепископ Иоанн поставил каменную церковь на воротах в честь Воскресения Христова и освящал ее сам с Софийским духовенством; а в 1400 г. эта церковь была украшена живописью по повелению владыки. Построение и этой церкви было вызвано чудом. После разорения соборного храма в Устюге и взятия оттуда чудотворной иконы, воевод постиг гнев Божий: начало корчить им руки и ноги и ломить хребты, а затем они лишились и самого зрения. Владыка строго обличил их за такое оскорбление святыни и велел им вместо разоренной поставить новую соборную церковь, святые иконы отвести «со всею крутою (окладами) и с полоном назад»... Обличенные дали обет исполнить волю владыки, а иконы поставили в храме Святой Софии и, когда отслужили молебны, получили милость от Бога, тогда же и владыка «обещался поставить каменную церковь на воротех, Воскресение Христово», которую, как сказано, и поставил.

В 1407 г. Иоанн поставил церковь каменную Преображения Господня на Видогощи и церковь на Веренде во имя святителя Николая чудотворца и как при первой, так и при второй устроил иноческия обители.

В 1411 г. владыка Иоанн поставил церковь каменную у Святой Софии, со владычня двора, Гурии, Самону и Авиву. Поводом к построению сей церкви послужило также чудесное обстоятельство: в 1410 г. в Софийском соборе совершилось, как замечает летописец, знамение от иконы св. мучеников Гурия, Самона и Авива «о судех», а по другим спискам, «о сосудех церковных». Знамение, вероятно, состояло в том, что похитители сосудов церковных были каким-то чудным образом обличены от иконы или пред иконою св. мучеников и сознались в хищении. Это послужило поводом архиепископу Иоанну не только пристроить к Софийскому собору каменный придел во имя мучеников, но и дать «благословение» и «указ», чтобы новгородцы, в случаях разных покраж и пропаж, обращались для обличения виновных не ко кресту или присяге, а к чудотворной иконе св. мучеников Гурия, Самона и Авива и чтобы приготовляли особую просфору с четырьмя печатями, из которой за литургиею вынимались частицы, предназначавшиеся для указания невинных и виновных.

Здесь приводим подлинный текст обоих этих замечательных и весьма интересных документов.

1) «Благословение архиепископа Новгороцкаго Иоанна к христианом святыа Софии».
«Буди вам ведомо: слышю зде, што у вас о великои и о малои гибели ходят к кресту; ино то деете не по Божию закону. Зде нам дал Бог знамение святых исповедник — Гурья, и Самона, и Авива дьякона; ино Божиею милостию мнози правии прави бывают, а виноватии в казни. И мы к вам послали икону святых исповедник в церковь Божию; а што ходите к кресту, ино то в вас отнимаем: но ходите к знамению Божиих святых исповедник. Поп служит Святую Литургию, и пишет имя Божие на хлебци, и даст всем приходящим ко имени Божию, а хто изьясть хлебец со именем Божиим, тот прав бывает, а хто не снесть хлебца, тот по Божию суду виноват будет, а хто не пойдет к хлебцю, тот без Божиа суда и без мирьскаго виноват будет. И то вам о нашой гибели и о вашой писано, што нами ся корыстуют, а ся грамота дана вам в прок. А кто сее грамоты не послушает, без суда виноват будет и кажнен. А вы, попове, опроче хлеба Божиа, к роте (присяге) не пущайте, а нашего слова не ослушайтесь, а аз вас, попов и всех христиан благословляю».

2) «Указ о проскурьнисании святым трем исповедником: Гурию, Самону, Авиву».
«Егда у кого что будет украдено, или на кого ти будет непоть (подозрение), вы же, священницы, проскуру велите испечи крестообразну, и укажите, и вообразите (изобразите) на ней четыри кресты. А священници, входяще в церковь, глаголите молитву святым исповедником; а другое вшедше в церковь пред иконою святых исповедник, а третье и на проскумидии глаголите, выймая просфиру, молитву сию: молите, святии Божии исповедници, Гурие, Самоне и Авиве диаконе; якоже есть милосердием Божиим възвратили девицю в град свой Едес, тако и ныне святии три исповедници – Гурие, Самоне, Авиво и Авидане и Аврааме и Афоний, чюдо свое сътворите к вам с верою приходящим, гибельником (потерпевшим ущерб) помозите, виноватых обличите, гортани шкодником (злодеям) затворите. Исаче свяжи их; Иаков, и пути их загради, и на вси стороны темны сотвори, да будут пути их ползки, и ангел Господень погоняя их. Таже – Господи помилуй 12, и потом, выимай проскуру, первый крест выимая, глаголи: се имя Божие пишется на хлебци молитвами святых Божиих исповедник в честь и славу святому Гурью, а второй крест выймая, глаголи: в честь и славу святому Самону; а третий крест выймая, глаголи: в честь и славу святому Авиву диакону, а четвертый крест выймая, глаголи, поминая тых, по имени, которым ясти, виноватым на обличение».

В 1413 г. архиепископ Иоанн с воеводами Новгородскими и с их воинством, «пометом христианским», поставил «церковь каменну собор Святого Архангела Гавриила на Софий­ской стороне, на Хревкове улицы и освятил ее в самый праздник». Церковь эта построена в благодарность за победу, которую новгородцы одержали над немцами у Выборга 25 марта, накануне праздника св. архангела Гавриила, и после которой возвратились в Новгород благополучно с богатою добычею и с множеством пленных. Это был последний храм, построенный самим владыкою; в этом же году он в последний раз посетил и Псков.

Добрый пример архипастыря благотворно действовал и на других благочестивых людей. Несмотря на частые и опустошительные пожары в Новгороде, усердием боголюбцев из подражания благочестивому владыке в период его святительства, построено в городе и в монастырях до 30 каменных и деревянных храмов и несколько новых мужских и женских обителей. Так, в самом Новгороде устроены монастыри: Лисицкий на Лисьей горе (в 1388 г.), Сокольницкий девичий (в 1389 г.) на Сокольей горе, где почивали св. мощи пяти братьев Алфановых; Никольский на скудельнице (в 1390 г.) в Чудинцевской улице; Успенский (в 1392 г.) неизвестно где, Козьмодемьянский (в 1394 г.) на Козьмодемьянской улице, Росткин – женский (в 1406 г.) на Росткине улице и женский же Евфимиев (в 1314 г.) в Плотниках. От этих святых обителей после многократных опустошений Новгорода Грозным, а потом шведами не осталось и следов.

Благочестивое усердие владыки Иоанна к построению храмов и обителей простиралось и за пределы Новгорода; по его благословению устроены монастыри: Коневский на Ладож­ском озере (в 1398 г.); Николаевский Вяжищский (в 1411 г.); Николаевский в Папоротне (в 1403 г.), в 50 верстах от Новгорода, Николаевский же в Мостищах (в 1412 г.), за три поприща от Новгорода. Из них первые две обители процветают и ныне, а последние две обращены в приходские церкви.

Наконец, архиепископ Иоанн немалое прилагал попечение и о храме Святой Софии. В 1396 г. он приказал обить маковицу у храма Софии свинцом, а в 1398 г. заложил город – «детинец изнова каменный от Бориса и Глеба», так как в пожар, бывший в 1394 г., погорел весь детинец и у Святой Софии верх полатный. Когда же в 1407 г. в страшный пожар обгорел весь храм Святой Софии и владычний двор, то владыка, обновив храм, «побил его свинцом, а маковицу большую устроил златоверхую»; затем в следующем 1409 г. «поставил каменный теремец, где на каждый месяц освящают воду, и каменную пекельницу», в которой, вероятно, пекли просфоры.

Вот и еще одно обстоятельство из жизни архиепископа Иоанна, которое характеризует его благочестивую душу! Сведав однажды, что в пределах Новгорода поселился некий подвижник, он пожелал его видеть лично, а увидавши, искренно полюбил его; это был преподобный Савва Вишерский. Интересно первое свидание Иоанна с преподобным, о котором рассказывается в житии угодника Божия. «Дошла весть о преподобном и до архиепископа Иоанна, который тогда возседал на кафедре Софийской. Он послал к нему верных людей, чтобы искусить его смирение огорчительною речью за то, что без благословенья архиепископского отважился жить в его епархии. Загадочно, хотя и с глубоким смирением, отвечал Савва посланным: «Одна девица сидела у окна своего, близ некоего позорища, и безстыдно на всех смотрела; другая же девица, в той же храмине, сидела у другого окна и с благоговением внимала чистоте своей и девству. Тогда мимоходившие люди, рассуждая о бесстыдстве первой девицы, говорили между собою, что она в многоглаголании не сохранит чистоты своей без порока; о другой же деве, что она сохранится ради своего благоговения. Так и нам подобает внимать себе и свято соблюдать то, к чему мы стремимся, водворившись в сей пустыни, мы только удаляемся от мира, а не убегаем от архипастыря, но требуем всегда его молитвы и благословения». Услышав столь мудрое слово, владыка пожелал сам видеть блаженного Савву. Еще далеко от своего жилища встретил его пустынник, одетый, по обычаю, в рубище, и припал к ногам святителя. Иоанн благословил его, не ведая, что это Савва, и велел ему сесть с собою на колесницу, чтобы указать путь в пустыню Саввы. Когда согласился смиренный на такую почесть и, скромно отвечая на вопросы святителя, раскрыл пред ним в беседе свой духовный разум, архиепископ увидел в нем мужа совершенного и возлюбил его еще прежде, нежели узнал самого Савву. Когда же приблизились к уединенной хижине, встал преподобный и назвал себя – еще более удивился его смирению архипастырь и с любовию благословил. Оба взошли в келлии и там много беседовали между собою духовно; они вкусили вместе убогую пустынную трапезу, и великую веру стяжал Иоанн к отшельнику, возвратившись в великий Новгород, он непрестанно посылал ему все необходимое для обители, ибо уже преподобный Савва начал помышлять об устроении келлии для приходящей братии».

В 1408 г. прибыл в пределы Новгородские и другой подвижник, преподобный Михаил, сродник великих князей Московских, и поселился в Клопском монастыре.

Архиепископ Иоанн правил Новгородскою паствою 27 лет (30 лет без трех). Достигнув глубокой старости и чувствуя изнеможение, он постригся в схиму; а затем 20 января 1414 г. совсем оставил святительскую кафедру и поселился в Деревяницком монастыре. Здесь он пробыл около трех лет и преставился 24 июня 1417 г. на рождество св. Иоанна Предтечи и погребен в притворе церкви Святого Воскресения. Замечательно, архиепископу Иоанну как будто не суждено было и эти немногие дни уединения провести в покое и безмятежии; ибо в тот год, когда он переселился в Деревяницкую обитель, сгорели владычние хоромы, в которых жил его предшественник, архиепископ Алексий, и самый храм Богоматери огорел.

Из современных архиепископу Иоанну чудесных и других событий в Новгороде замечательны следующие:

В 1396 г. сотворилось знамение от образа Владычня в церкви Св. Евпатия на Щирковой улице: «аки вино идяше от иконы». В октябре 1399 г. на память великомученицы Анастасии было помрачение солнца и сделалась тьма; вместо солнца явился на небе серп, а потом показалось солнце и испускало кровавые лучи с дымо. В 1402 г., заметил летописец, «являлась в вечернюю зарю на западе звезда не мала, аки копейным образом, вверху ея аки лучь сияше, иже на востоце восходяще и на западе летнем являшеся, юже видехом весь той (март) месяц, тако восходящую. Сие же является грех ради наших, прообразует и претит и велит нам покаятися от грех наших». 30 ноября 1409 г. было страшное чудо в церкви Св. Михаила на Сковородке: «Звук бысть в маковице; сей же звук слышаша попы и черньци святого Михаила, по два дни и по две нощи». В 1410 г. было знамение в церкви Св. Георгия, конец Лубянки: «от иконы св. Богородицы молебной идяше аки кровь».

В этом же 1410 г. «Новгородцы начали торговати промежи себе лобци и гроши литовскими и артуги немецкими, а куны отложиша при посадничестве Григория Богдановича и при тысяцком Василии Есифовиче».

Замечено в летописи, что при архиепископе Иоанне «в 1407 г. приходил из Царяграда в Новгород владыка Феодул Тряпиюнский, милостыня ради».