Память его празднуется месяца февраля в 10-й день и месяца октября в 4-й день
+ 1030
На Новгородской кафедре с 992 по 1030 гг.
Первым Новгородским епископом был Иоаким Корсунянин. Название Корсунянина ему дано или потому, что родом был из Корсуня (Корсунь – Херсонес таврический56 С.265)- города, находившегося на Таврическом полуострове, который еще в древности принадлежал грекам, или потому, может быть, что до прибытия на Русь был епископом в Корсуне. Неизвестно, какую иерархическую степень проходил Иоаким до посвящения своего в сан епископский и где; но не подлежит никакому сомнению то, что он рукоположен в Константинополе и был муж добродетельный, образованный, хорошо знакомый даже со славянским наречием. Это предположение имеет всю силу вероятия, когда припомним, как была всегда осторожна греческая церковь в назначении проповедников высоких евангельских истин народам языческим. Из опасения, чтобы проповедь о кресте и Распятом не была гласом вопиющего в пустыне, она обыкновенно избирала на дело благовестия людей благочестивых и всегда хорошо знакомых с языком и нравами тех народов, к которым посылались проповедники. По этой-то именно причине и епископ Иоаким, как муж добродетельный и знающий язык и нравы славян, был избран на дело проповеди в северных пределах языческой Руси.
Личность Иоакима делается известной в летописях со времени просвещения Новгорода христианской верой. Как только были окрещены жители Киева, Владимир озаботился, чтобы и вся подвластная ему земля Русская просветилась святой верой. Повсюду велел он сокрушать капища, низвергать кумиров и приводить людей к крещению по всем городам и селам; но, чтобы святое дело не остановилось от недостатка истинных пастырей, Владимир «посылал паки» (в 990 г.) в Царьград к Патриарху Николаю с просьбой «да послет ему более епископов». Патриарх, исполняя усердную просьбу благочестивого князя, прислал к нему Феодора и Фому и других епископов, а в том числе и Иоакима Корсунянина.
Иоаким прибыл в Киев около 991 года и в скором времени (в 992 г.) отправился в Новгород в сопровождении нового Киевского митрополита Леона, который, подобно предшественнику, предпринимал в это время путешествие по России для проповедования и утверждения православной веры. Достигнув Новгорода, Леон оставил здесь епископом Иоакима и поручил ему просветить святым крещением землю Новгородскую. С помощью княжеского дяди - воеводы Добрыни - ревностно приступил к обращению новгородцев в христианство и ревностно нес великий труд апостольский святой архипастырь. Впрочем, язычество, хотя и слабое само по себе, но издавна вкорененное в народе, здесь так же, как в Киеве и других местах Руси, не вдруг склонилось перед христианством. Здесь приведем любопытное известие о сокрушении язычества в Новгороде из так называемой Иоакимовской летописи. «Когда в Новгороде узнали, что Владимиров дядя - воевода Добрыня - идет с греческими епископами и священниками крестить жителей его в веру греческую, то собрали вече и поклялись все - не пускать его в город, не давать идолов на ниспровержение; и точно, когда Добрыня пришел, то новгородцы разметали большой мост, и вышли против него с оружием; Добрыня стал было уговаривать их ласковыми словами, но они слышать не хотели, вывезли две камнестрельные машины (пороки) и поставили их на мосту. Впрочем, на восточной - нынешней Торговой стороне города - жители оказали более готовности и покорности принять новое учение, без сомнения, рассуждая так же, как и киевляне; но не так были сговорчивы новгородцы, жившие на западной - ныне Софийской стороне. Возмущаемые тысяцким Угоняем и жрецом Богомилом, или Соловьем (как он назван был за свое красноречие), жившие там новгородцы не хотели креститься.
Угоняй, ездя всюду по городу, кричал: «Лучше нам помереть, чем дать богов наших на поругание»; народ в досаде на Добрыню, как бы главного виновника нововведения, рассвирепел, разорил дом его, разграбил имение, убил жену и еще некоторых из родни. Тогда тысяцкий Владимиров - Путята, муж смысленный и храбрый, прибегнул к воинской хитрости. Приготовив несколько лодок и выбрав из ростовцев пятьсот человек, он ночью перевезся выше крепости на ту сторону реки и вошел в город беспрепятственно; ибо осажденные, не ожидая врагов с этой стороны, думали, что это народ пришел к ним же на помощь. Путята дошел до двора Угоняева, схватил его и других лучших людей и отослал их к Добрыне за реку. Когда весть об этом разнеслась, то народ собрался в числе 5000, обступили Путяту и начали с ним злую сечу. В то же время Добрыня подступил к городу с другой стороны со всеми своими людьми и велел зажечь некоторые дома на берегу; новгородцы испугались, побежали тушить пожар, и сеча прекратилась. Тогда знатнейшие граждане пришли к Добрыне просить мира. Добрыня собрал войско, запретил грабеж; но тотчас послал всюду с объявлением, чтобы шли креститься. Посадник Воробей, сын Стоянов, обсудив дело здраво, сам согласился принять веру христианскую, уговаривал и народ; многие по примеру его, постигая здравым умом своим всю суету служения идолам, с радостью пошли к реке сами собой; а кто не хотел, тех воины тащили, и крестились мужчины выше моста, а женщины - ниже. Так как многие язычники, чтобы отбыть от крещения, объявляли, что крещены, то для этого епископ Иоакам велел крещенным надеть кресты, а кто не будет иметь на себе креста, тому не верить, что крещен, и крестить. Эта насильственная мера на первых порах произвела неприятное впечатление на новообращенных и долго оставалась в памяти новгородцев в виде народной пословицы: «Путята крести мечем, а Добрыня огнем».
Кроме Иоакимова летописца, нигде более не говорится о мятежах в Новгороде при обращении жителей его в христианство. Впрочем, несмотря на молчание об этом других летописей, нельзя, безусловно, поверить, будто новгородцы без всякого сопротивления приняли новое учение веры. Как тяжело для народа расставаться с праотеческими, хотя и ложными верованиями, доказали мятежи ростовцев.
Но в то время как власть гражданская употребляла некоторого рода строгость по отношению к упорным язычникам, епископ Иоаким действовал на них мерами кротости и благоразумия. Он сам лично и бывшие при нем священники ходили по торгам, улицам, учили людей, сколько могли, и объясняли заблуждающимся всю нелепость их служения бездушным истуканам. Проповеди архипастыря, исполненные силы и духа, имели благодатное действие. В непродолжительном времени на так называемой Торговой стороне святая вера Христова, при содействии святителя, нашла доступ к сердцу многих сотен народа: они оставили грубое язычество и были просвещены святым крещением. (Народное предание говорит, что христианство существовало в Новгороде еще до обращения Владимира и что на верхней, то есть Торговой стороне города, близ исходища, была малая деревянная церковь во имя Всемилостивого Спаса. Об ней в первый раз упоминается в Новгородской третьей летописи под 6677 г., здесь же в подстрочном примечании под буквой «н» она называется древнею, что, без сомнения, указывает на давность ее существования. Этим-то теперь отчасти и можно объяснить ту готовность, с какой была принята проповедь святителя Иоакима на одной стороне города и встретила такое недоброжелательство и противодействие на другой. О церкви Преображения упоминается в Иоакимов-ском рассказе об обращении новгородцев, и по ходу дела видно, что она находилась на Софийской стороне, была разрушена озлобленными язычниками и потом, после крещения, опять построена; но сомнение на существование здесь, на Софийской стороне, церкви Спаса наводит совершенное молчание летописей и предания о судьбе ее). Когда же святая вера восторжествовала и на Софийской части Новгорода, тогда, желая довершить победу над умами и сердцами новгородцев, епископ Иоаким приступил к ниспровержению прежних предметов суеверного почитания в Новгороде, чтобы показать совершенное их бессилие и ничтожество. Он велел сокрушить идолов: деревянных сжечь, каменных, изломав, побросать в реку, а главного идола Перуна, перед коим особенно благоговел Новгород, приказал разрушить при всем народе и бросить в Волхов. Когда потащили идола в реку, то приставлено было несколько человек, которые били истукана палками не потому, что бездушное дерево могло что-либо чувствовать, а для поругания демона, который прельщал людей под видом идола. Летописцы рассказывают много чудесного при этом случае. Говорят, будто истукан, «когда влекли его по калу, биюще жезлием и пихающе, начал велми жалостно и болезненно велиим гласом вопиять: «Увы, увы! Яко впадохся в руце сих не милостивых человек, иже вчера мя яко бога почитаху, ныне же толика ми зла нанесоша; увы мне, увы мне, что им прочее сотворю!» Несмотря на этот отчаянный вопль, исполнители казни продолжали его тащить с побоями и, пришед на берег, вринули в Волхов, где истукан тотчас погряз в пучине; но чрез несколько времени (по мале) опять всплыл на поверх-ность и поплыл вниз по течению реки. Когда же начал приближаться к мосту, то один из зрителей бросил в него палкой, и, говорят, будто идол, одушевленный демоном, схватил эту палку и взбросил обратно на мост в тех, которые внутренне оплакивали погибель своего идола, и при этом воскликнул: «На сем мя поминают Новгородския дети». Летописцы замечают, что этой палкой было убито на мосту несколько человек и что с того времени, даже доныне, в каждое лето на том мосту люди собираются и, разделившись на две половины, «играюще убивают друг друга и этим утеху творят бесом». Но этот вопль истукана и это вержение палицы были последние усилия и последняя лесть духа злобы, который своими обаяниями уже не мог более поколебать обратившихся к истине евангельской новгородцев. С каким рвением они недавно вооружались против Евангелия, с такой же и еще большею ревностью вооружились теперь против своих прежних богов, внимая проповеди служителей алтаря. Вот что рассказывает летописец о низверженном Перуне! Брошенный истукан доплыл до реки Питьбы (она впадает в Волхов с левой стороны) в четырех верстах от города, где ныне загородная дача Новгородских митрополитов. На другой день рано утром один житель, Питьблянин, вышел на реку с тем, чтобы везти горшки в город, увидел, что Перун пристал к берегу, он оттолкнул его шестом в пучину, сказав при этом: «Ты, Перунище, досыти еси пил и ял; а ныне прочь плови, и плы из света некощное, сиречь во тьму кромешную». Так мужественно и неусыпно подвизался на поприще апостольском первый Новгородский владыка Иоаким! Его великие труды в благовестии слова Божия, орошенные слезами и осененные молитвой, впоследствии принесли обильные плоды.
Просветив христианством жителей Новгорода, святитель Иоаким для утверждения в вере новообращенных озаботился тогда же сооружением для них храмов и первую церковь основал в том же 992 г. во имя Святой Софии, на память Цареградской, откуда пришло просвещение Руси. Церковь была срублена из дубового леса о тринадцати верхах (главах), которые знаменовали Спасителя с 12 апостолами, и, по замечанию летописца, «была честно устроена и украшена». Стояла та церковь по конец епископской улицы, над рекой Волховом. Но как храм Софии не мог вмещать в себя всех просвещенных христианской верой в Новгороде, то владыка в то же время построил и другую, но уже каменную церковь во имя святых Богоотец Иоакима и Анны, в честь дня своего Ангела. В этом храме, по сказанию летописца, совершалась служба «до Софии», т. е. до построения нынешнего Софийского собора.
Другое предание гласит, что вскоре после крещения новгородцев, вслед за тем, как свергнут был истукан Перуна, стоявший на холме при истоке Волхова из озера Ильменя, деятельным архипастырем основан (в 995 г.) на этом самом месте мужской монастырь с храмом Рождества Богородицы, прослывший в народе под именем Перыня и Перыньского. Название монастыря действительно показывает, что он получил свое начало, по всей вероятности, тогда, когда еще свежа была память о свергнутом Перуне, и трудно представить, чтобы в то время, когда по приказанию равноапостольного Владимира и христианскому благоразумию у нас повсюду на местах прежних идольских капищ заботились устроять храмы, не был поставлен храм или монастырь на месте главного кумира Новгородского. Церковь цела и доныне во всей своей простоте, а около нее устроен скит, в котором живут 12 отшельников.
С апостольской ревностью заботясь об утверждении православной веры в сердцах юной паствы, святитель Иоаким в то же время имел немалое попечение о просвещении ума новгородцев. Для упрочения христианства и для полного торжества святой веры над язычеством, признавая самым лучшим средством действовать на новое, молодое поколение, он с помощью ученика своего Ефрема основал в городе школу, куда отбирали детей у лучших граждан и у священно - церковнослужителей и обучали их славянской грамоте, догматам святой веры христианской и греческому языку - такое образование, вероятно, сверх всего имело целью и то, чтобы приготовить достойных служителей алтаря.
Другие деяния святителя Иоакима не сохранились в летописях; но несомненно, что его пастырская деятельность не ограничивалась одним Новгородом. По заповеди апостола, его проповедь простиралась на ближних и дальних и достигала самых отдаленных краев его обширной паствы; так что уже при жизни его язычество пало почти во всей Новгородской области, даже в пустынных странах Белозерских христианство было довольно прочно при первых его преемниках.
Слишком тридцать восемь лет правил паствой епископ Иоаким. Он был свидетелем печальной вражды Ярослава Мудрого, который решился было поднять оружие против равноапостольного своего отца, и потом очевидцем жесткого поступка Ярослава с новгородцами, за что последние заплатили ему примерным усердием и верностью. За это впоследствии и сам Ярослав примерно наградил новгородцев, даровав им большие льготы. При жизни же Иоакима совершилось в России неслыханное в христианском мире братоубийство Святополково.
Иоаким преставился в 1030 г. и причтен церковью к лику святых предстателей на небе за Новгород; тело его было погребено в каменной, созданной им церкви Богоотец Иоакима и Анны, где и покоилось до 1699 г.; но в то время, по случаю падения церкви от ветхости, мощи его, «точию кости едины», как сказано в летописи, перенесены митрополитом Иовом из каменной палатки, бывшей против той церкви, в самый собор и положены в золотой (Мартириевской) паперти подле преемника его епископа Луки; «а в земли быша, - прибавляет летописец, - 668 лет». Почивает под спудом. Память его местно празднуется вместе с другими Новгородскими владыками дважды в год: 4 октября и 10 февраля; на древних иконах изображается в священнической фелони, омофоре и митре с потиром в руках.
Иоаким, по мнению историков, был муж ученый. Татищев в своей истории почитает его первым Русским летописцем и даже приписывает ему сочинение одной древней летописи, известной под именем Иоакимовской, которая, как он сам пишет, досталась ему от какого-то архимандрита Мелхиседека. Очень правдоподобно, что первый Новгородский иерарх, живя на чужбине, в стране далекой и непросвещенной‚ интересовался записывать свои деяния и подвиги, чтобы познакомить потомство, а может быть, и своих соотечественников с северной дикой страной, с ее жителями и нравами. Соловьев в своей истории тоже упоминает об этом отрывке Новгородской Иоакимовской летописи, сохраненном у Татищева, и приводит из нее рассказы о Владимире в период его язычества и о крещении новгородцев, и, упоминая о летописи, он признает ее не противоречащей и согласной с начальной Киевской. Но Карамзин Иоакимовскую летопись прямо считает подложной, а повествования ее выдумкой; и это, во-первых, доказывается тем, что слог летописи новый; во-вторых, тем, что Анна, супруга равноапостольного Владимира, названа здесь, вопреки единогласному свидетельству всех историков, даже арабских, болгарской царевной, а не сестрой греческих императоров Василия и Константина, чего Иоаким не написал бы. Последняя причина довольно основательна, но она может быть объяснена тем же, чем и первая. Позднейшие переписчики, снимая копию с древней рукописи, могли сделать в своем манускрипте прибавления, поправки в слоге и ввести свои замечания. От этого-то и погрешности могли вкрасться в повествование, и самый слог сделаться новее, что можно заметить и в других списках Новгородских летописей.
В летописи сказано, что умирающий архипастырь благословил преемником по себе на святительскую кафедру ученика своего Ефрема, «еже учити люди новопросвещенные, понеже Русская земля вновь крестися, чтобы мужи и жены веру христианскую твердо держали, а поганския веры не держали и не имели бы». Ефрем управлял паствой и поучал народ пять лет; но по какому-то недоброжелательству к нему Киевского митрополита не был посвящен в сан епископа. По чему-то особенному не настаивал на посвящении его и великий князь Ярослав Владимирович, несмотря на все свое благоволение к Новгороду. Итак, Ефрем кончил свою жизнь только нареченным владыкой Новгорода. В летописях нигде и ничего не говорится ни о смерти его, ни о причине отбытия от управления паствой. Быть может, Ефрем сам отступился от владычества, видя явное к себе неблаговоление первосвятителя Киевского, равнодушие Ярослава и даже церковный соблазн. Полагать надобно, что он погребен там же, где и его учитель, святитель Иоаким, то есть при бывшей Иоакимовской церкви.
Да будет незабвенна и благословенна для Новгорода память первого святителя Иоакима, так много потрудившегося в винограднике Господнем и ныне не оставляющего своей паствы своим ходатайством на небе!