Через нас, верующих людей, Господь совершает великие чудеса Своего милосердия, и как же страшно стать тупиком на пути человека к Богу.
– Как же велика роль того, кто стал связующим звеном между человеком и Господом, – говорил мне недавно отец Евгений, священник с новых территорий. – Огромная милость Божия для тех, кого связали и кто связал.
Мы в тот день говорили о том, что многие считают, что человек приходит в храм к Богу, а не к людям, поэтому и оттолкнуть его никто не может – ни злые бабки, ни грубые батюшки. А если оттолкнули, то не тем он там занимался. Но как один священник знакомый мне как-то сказал, он сейчас в Америке служит: «Человек приходит к Богу, но встречаем его мы».
– Через нас, верующих людей, Господь совершает великие чудеса Своего милосердия, – часто повторяет и отец Евгений. – Мы должны жить так, чтобы кто-нибудь, глядя на нас, мог увидеть это милосердие. И как же страшно стать тупиком на пути человека к Богу. Помнишь же бабушку Нину?
«Если бы не Божия помощь, не выдержала бы»
Помню, конечно. Ей сейчас уже девяносто, может, чуть больше. Видела я ее два, может, три раза, не больше. Но отец Евгений очень много о ней рассказывал. Он вообще любит рассказывать о своих храмовых старичках.
– Когда их слушаешь, как будто жития святых читаешь, – говорил он мне как-то. – У них все по-настоящему: вера, добро, любовь. Мы у этих людей живем взаймы, понимаешь? Пока они с нами, светят нам, греют, молятся, пока духовный опыт с нами разделяют, в этом мире еще что-то хорошее происходит. По ним пройдешься, пообщаешься и прямо благодати наберешься.
И вот бабушка Нина – одна из них. Только судьба у нее очень сложная была. Столько всего – за один раз и не расскажешь. Но и в этой ее тяжелой жизни было место чуду Божиему.
– Много чего было, чего люди часто не выдерживают, – рассказывал отец Евгений. – Но она мне как-то сказала: «Я все время чувствовала, что мне Кто-то помогает это пережить. Что есть Бог, святые, Матерь Божия». Хотя сама она была не из верующей семьи, в храм к старости только начала ходить. И то только несколько раз и сходила, потом сил у нее не было уже. Я ее дома навещал.
Вышла Нина замуж рано. Хотя это сейчас – рано. А тогда – в самый раз. Лет в двадцать. По любви. По крайней мере, так она думала, да и до сих пор думает. Молодая же была, ничего об этом не знала, понравился человек, значит – любовь. Не будешь же на стороне проверять.
Встречались до свадьбы они года четыре. Он к ней хорошо относился, не обижал. И родители парня – тоже. Другим о ней все время говорили: «Наша Нина, наша Нина». А как свадьбу сыграли, изменилось всё. Они же у него жили.
Вроде радоваться все должны были: Нина и готовила, и стирала, и убирала, и не спорила ни с кем. Но именно из-за этого братья-сестры молодого мужа завидовать ей начали. Соседи же все видели и говорили:
– Как Нина появилась, вы хоть белье стирать начали – вон на веревках висит.
Ну и свекр со свекровью тоже взъелись. Как в какой-нибудь сказке про мачеху, ленивую дочь и работящую падчерицу. Только со свету начали Нину сживать не в сказке, а наяву. Сначала тихо «подъедали», а потом даже стесняться перестали. Деньги, которые она зарабатывала (а она работала), отнимали. Углом и куском хлеба попрекали. Оскорбляли, унижали, даже при внуках. Нина ведь и детей родила. Вещи вместе со шкафиком ее маленьким, убогим на улицу выкидывали, чтобы шла уже вон из их дома. А куда она пойдет? Родители ее умерли. Отец еще в войну погиб. Мама лет через десять умерла. Барак, где они раньше жили, немцы разбомбили. Мыкались потом по углам. Так что была Нина совсем одна, получается, несмотря на замужество. Тетка была, но очень далеко – аж в Челябинске. И идти ей было некуда. Да и куда идти – от живого мужа. Времена были не те. Вот и приходилось ей самой у них прощения просить.
Только муж был – одно название. Жену никак не защищал. Он вообще вскоре после свадьбы запил. Так и пил потом всю оставшуюся жизнь. И тоже помыкал, как мог. И руки распускал. И так ведь не год, не два. Много лет длилось. Однажды, правда, не выдержала, схватила она ребенка и – к тетке, в Челябинск.
– А муж самолетом нас догнал, – рассказывала бабушка Нина отцу Евгению. – Прилетел. А сын маленький: «Папа, папа». И всё заново…
Вот она недавно и говорила отцу Евгению, что так тяжело было, хоть руки на себя накладывай. И если бы не Божия помощь, не справилась бы с этим всем. Хотя, повторю: только в преклонных годах в церковь пришла. Но крещена была, как и многие, в детстве. И даже Крещение свое помнит.
«Калека нам на голову свалилась»
Одна только надежда была у Нины, что появится у нее свой угол – хоть комната, хоть дом, и уйдет она от свекра со свекровью. Пусть с мужем пьющим (муж же, опять же), но все равно легче будет. И не просто мечтала, а работала на износ буквально, чтобы деньги на это собрать. Сначала – в колхозе, где позвоночник себе сломала. Это отдельная история. Тоже ее родители мужа мучили: попрекали, что калека им на голову свалилась. Но опять же, Господь, наверное, всё видел. Встала Нина быстро, на удивление врачам. И опять работала на износ. Потом – на заводе. Только врач ей сначала справку не хотел давать, что можно ей. Вредное производство. Тогда она ему про жизнь свою рассказала, что нужно и детей на ноги ставить, и деньги копить на дом свой.
– Он сжалился и дал ей эту справку, – рассказывал мне отец Евгений. – Но с условием, чтобы она не проработала больше положенного срока. Там же рано на пенсию выходили, но многие и дальше оставались. Чтобы она не умерла, а его в тюрьму не посадили. Завод этот, кстати, был построен на месте тех бараков, где они раньше жили, которые во время войны сгорели. Тоже интересно. Там недалеко проходила часть, где ее отец служил. Ему каким-то чудом удалось вырваться, он к жене с дочкой прибежал повидаться на несколько минут. Бабушка Нина до сих пор помнит, как он ее на руки схватил и подкинул. Ушел – и все, больше они его не видели. А на следующий день фашисты их бараки разбомбили.
… Производство было вредное, но, значит, и зарплаты неплохие. Только приходилось Нине деньги прятать. Не все, но хотя бы часть. И от свекра со свекровью, и от мужа, который все пропивал. Сначала в вещи убирала, но оттуда они пропадали. Потом – между посудой. В сорок пять лет вышла на пенсию. И чтобы собрать оставшееся на свое жилье, устроилась на работу в совхоз. С просьбой, чтобы ей в пенсионную книжку не ставили, что она там работает. Ей пошли навстречу. И еще от перевыполнения плана пять процентов давали в виде продукции: огурцами, помидорами. И даже выделяли автобус, чтобы люди вывозили и потом продавали.
Все это время так и жила в доме свекра и свекрови, которые ее поедом ели, хотя сами старые совсем уже были. А однажды, когда в очередной раз вышвырнули они ее вещи, она собрала их, но обратно уже не вернулась. Могла бы к дочери или сыну поехать, те взрослые уже были, своими жизнями жили, но не захотела их стеснять. Попросилась к подруге ненадолго, пока жилье себе не найдет. Какая-то сумма у нее уже была.
Старая икона на чердаке
– У нас тут сёла близко друг к дружке, ты знаешь, – говорил мне отец Евгений. – И вот она из села в село ходила, дом себе искала. Ну как – дом. Домик маленький. И где бы ни была, в какой бы дом ни заходила – всё не то. Всё чужое. Как будто выталкивали ее оттуда. А однажды вспоминала, что у дочки ее подруга была, а у той – бабушка жила в селе, где как раз наш храм. Только его тогда еще не было. Он уже потом появился – дом под него приспособили. Село наше чуть дальше, в стороне, но там как раз один дом недорого продавался. И хозяева готовы были не сразу всю сумму взять, а с постепенной выплатой. Она мне рассказывала: «Приехала я, зашла, и чувствую – такая благодать, даже уходить не хочется. Мой дом, как будто с детства тут жила». И муж тут как тут. Быстро перебрался. И теперь в этом доме уже пил. Такая вот жизнь. Но все же дом свой – большое утешение.
Однажды на чердаке этого своего теперь уже дома, разбирая старые вещи, оставшиеся от прежних хозяев, Нина нашла икону святителя Николая Чудотворца. Батюшка эту икону у нее видел. Сама она очень старая, но образ на ней, видимо, переписан на более современный лад.
– И когда я эту икону в руки взяла, – рассказывала бабушка Нина отцу Евгению, – у меня вдруг появилось такие сильное желание помолиться, прямо до слез. Как умела, я обратилась к Богу и почувствовала такую силу благодати, что потом неделю ходила сама не своя, так мне было хорошо. Такого со мной до этого никогда не случалось.
И с этого дня Нина начала искать людей, которые могли бы наставить ее в вере.
Она и раньше чувствовала, что Бог есть, но сейчас осознала весь Его «масштаб», всю глубину и любовь
– У нее началась прямо духовная жажда, – говорил мне батюшка. – Она и раньше чувствовала, что Бог есть, но сейчас осознала весь Его «масштаб», всю глубину и любовь. Но она ничего не знала, а открытых церквей было мало. И она искала этих верующих людей.
«Люди выходят из храма и живут, как раньше»
Поиск этот был с очень большими искушениями. Сначала она познакомилась с баптистами, которых в тех местах очень много. Было, по крайней мере. Я сама помню большой молельный. Богатый, красивый. Цветочки кругом, лавочки резные. Женщины у них все такие милые, в платочках полупрозрачных. Сейчас, говорят, они куда-то делись из-за прекращения заграничного финансирования.
– Баптисты пришлись ей не по душе, – рассказывал отец Евгений. – Не было у них того, что она почувствовала, когда перед иконой помолилась. Зато на время увязла во всяких кашпировских, экстрасенсах, аурах. Этого добра у нас всегда навалом было. Слава Богу, порвала и с этими ребятами. Сердце-то чувствует. Среди верующих православных людей Нина тоже, конечно, истину искала. С одними говорила, с другими. Но... не могла найти.
– У нее были знакомые, которые ходили уже в храм. Церкви-то открывались потихоньку, – говорил батюшка. – Но как – ходили? Куличи да яйца освятить, воды крещенской набрать. И когда она с ними говорила, понимала, что них не было той глубокой веры, которая могла бы сравниться с благодатью, ею почувствованной. Они выходили из церкви и начинали сквернословить, осуждать других. Продолжали делать то, что они и делали до того, как в нее вошли. А ведь это осуждение, празднословие убивает все святое. Всю внутреннюю тишину. Ей самой не хотелось ни болтать, никого ни осуждать-обсуждать, ни делать ничего плохого. Ей хотелось быть с Богом. Наполненной тишиной, миром и любовью. Этим Божественным даром.
И это она только иконы на чердаке нашла. Еще даже не исповедовалась и не причащалась. И она так понимала, что если уж человек в храм пошел, он там постоянно молится, то там вообще такая благодать – не передать словами. И она должна остаться с ним навсегда. А тут что-то не то. «Я так искала Бога в людях, так искала и никак не могла найти, – рассказывала она мне. – И я разочаровалась в Церкви, подумала, что все там неправда, раз люди такие». В общем, запрос был, а человека, который бы наставил, не было.
«Я больше уколов ставить не буду»
А потом рядом с бабушкой Ниной купили дом Надежда Ивановна и Сергей Петрович. Тоже люди удивительной и сложной судьбы. Надежда Ивановна пришла к вере, когда от рака крови умер их единственный сын. Было ему пятнадцать лет. Тогда они продали где-то на Донбассе все свое имущество и переехали в село, где служит сейчас отец Евгений. Ближе к своим стареньким родителями.
– Надежда Ивановна, Царство ей Небесное, была очень-очень добрая, – рассказывал отец Евгений. – Всегда меня обнимала при встрече, целовала. Всегда старалась копеечку какую-то дать, гостинец детям. Она ко всем так относилась. Столько в ней было любви, ты не представляешь. Как будто впитала ее, любовь Христову, и дарила потом всем. А она только преумножалась. Люди после того, как детей теряют, часто черствеют, злятся на весь свет. А тут – наоборот. Я ее маму причащал, папу. Отпевал их. Потом и ее саму. Они с мужем в ковид заболели сильно. Его она выходила, а у самой – рак легких как осложнение. Или дремал давно, а тут – толчок. Когда Надежда Ивановна уже умирала, они с Сергеем Петровичем обвенчались. И она взяла с него слово, что он будет ходить в храм. Так и он пришел к вере. Он мне потом говорил: «Если бы я знал, батюшка, если бы я знал. Я бы каждую минуту ценил. Каждую минуту – для Бога, для Наденьки».
И вот пока Надежда Ивановна была жива, в ней бабушка Нина и увидела Христа. Эту доброту христианскую, благодать, которую столько лет искала и не находила. А тут нашла. И захотела, чтобы та ее в храм привела, со священником познакомила. Так и появилась у меня на приходе.
После первой Исповеди и Причастия сияла, как солнце
После первой Исповеди и Причастия сияла, как солнце. Нашла, наконец, благодать ту. Господь даровал ей ее. А потом слаба стала, годы же. И тогда я стал к ней ходить. На дому ее исповедую, причащаю. А все ведь через Надежду Ивановну случилось. Такая на нас, верующих людях, ответственность. Страшно даже подумать. Что через нас человек может к Богу прийти. А еще страшнее оттолкнуть его. Так-то. Удивительный она, конечно, человек, бабушка Нина. Глубокий. Удивительная жизнь. И могу точно сказать, что Господь слышит ее молитвы.
… Есть у отца Евгения история про бабушку Нину и ее позвоночник. У нее же после того перелома обострения частые. И бывало так, что она даже с кровати встать не могла. И не спала ночами – мучилась.
– Был момент, когда я сам ей месяц уколы ставил: утром и вечером. Прихожанки мои тоже, кто мог. И ей уже некуда было эти уколы ставить. Живого места не было. И тут она мне говорит: «Батюшка, я больше уколов ставить не буду. Я помолилась Богу, чтобы Он до конца моих дней дал мне силы и терпение перенести боль. Он на Кресте был, страдания терпел. А я в жизни многое сделала не так, много согрешила. И что там моя боль по сравнению с той болью, которую Он терпел! Помолилась, чтобы дал мне силы терпеть так, как он терпел Свою. Чтобы я могла до конца дней ходить на своих ногах и уколы не колоть». Мы перестали колоть. Да оно у нее так болело, что с уколами, что без. Но теперь прихожу – спит. И не жалуется.
«Зарево, как в войну»
Еще случилось у бабушки Нины недержание. Не очень гламурная тема, но из песни слов не выкинешь.
– Позвала меня: «Батюшка, я всю ночь в туалет встаю, а вся постель все равно мокрая. Найдите мне таблетки какие-нибудь, пожалуйста». Я пошел, поспрашивал, – рассказывал отец Евгений. – Купил. Только пить их надо месяц. Это ж не запор. Выпил – и всё. Это так просто не решается. Принес. Только бабушку Нину месяц не устроил: «Понятно, значит буду молиться», – говорит. На следующий день: «Знаете, батюшка, всю ночь проспала, не бегала, ничего». Так и выздоровела.
А однажды у бабушки Нины заболела дочка. Тяжело. Только живет она сейчас за линией разграничения – там, где украинцы. Вот так разорвало семьи. И там тоже бахает. Наши же наступают.
– Удалось им как-то через соседа бабушки созвониться, – рассказывал батюшка. – Дочка попросила маму помолиться. Та помолилась Богородице, дочь раз – и поправилась. Тоже меня звала бабушка Нина: «Батюшка, отслужите, пожалуйста. благодарственный молебен. Я так молилась Божией Матери». Слышит ее Господь, да. Я и сам ее прошу, когда какие-то ответственные моменты, помолиться за меня, за детей.
Только вот с мужем своим ничего бабушка Нина не смогла сделать. Так и пил до самой смерти. Когда было понятно, что уходит, она ему намекнула: «Не хочешь ли с прощением уйти?» А он не захотел, до последнего ругался. Так и умер с хулой. Когда он за день до смерти лежал и храпел, бабушка Нина ему в открытый рот заглянула. Она сама отцу Евгению рассказывала. А там – всё черное. Весь рот, как будто в маленьких черных колючках. У нее волосы дыбом встали. Черноротый, как говорят в народе.
Я, кстати, у батюшки спрашивала потом:
– Почему с мужем не помогли ее молитвы?
– Ну, у него свобода выбора тоже есть, – ответил батюшка. – И человек возрастает духовно в определенных обстоятельствах. В определенной среде. Эта среда состоит из людей, у которых своя свобода выбора. А ты живешь рядом с ними так, как нужно тебе, духовно укрепляясь и возрастая. Так и бабушка Нина. Как ни тяжело ей было, но она так духовно росла. Она, кстати, переживала: молиться или не молиться за него. Бога об этом спрашивала. Человек же с хулой ушел. Значит, сам не хотел молитв. И ей Господь открыл. Муж к ней во сне пришел, встал на пороге, посмотрел нехорошими глазами и сказал: «Что молишься? Я пил, пью и буду пить!» И не смог в дом войти. Значит, наверное, нет воли Божией, чтобы она за него молилась. Душа, которая в адском состоянии, противится помощи. Но бабушка Нина без осуждения мне это рассказывала, без обиды на него. Человек получил ответ и сердцем успокоился. Не только ж наша воля...
Кстати, незадолго до войны она мне говорила: «Что-то мне привиделось – сон, не сон. Зарево какое-то, со стороны, где Херсон. Как в войну. Что-то будет, батюшка». Я подумал: «Может, пожары будут, поля погорят». А потом СВО началась, и я вспомнил. Господь человеку знак подал.
Вот такие у меня прихожанки. Я у них учусь, я их молитв прошу, я их слушаю. Сам-то что могу таким людям дать. Но слава Богу за всё.
Елена Кучеренко
