Жизненный путь писателя – это два временных отрезка, кардинально отличающихся друг от друга: жизнь в дореволюционной России и жизнь в эмиграции.
Почти все русские эмигранты, не смирившиеся с тем, что навсегда покинули свою Родину, верили, что когда-нибудь обязательно вернутся в Россию. Последнее желание автора «Лета Господня», оставленное им в завещании, было выполнено: в мае 2001 года, с благословения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, прах русского писателя-эмигранта Ивана Сергеевича Шмелёва и его жены был перевезён из Франции в Москву – в некрополь Донского монастыря. Господь вернул России православного писателя-праведника!
Родился Иван Шмелёв в купеческой семье, где соблюдались каноны православного благочестия. В патриархальном мире Замоскворечья он был счастлив. Здесь обрёл и самое важное – православную веру, которая впоследствии помогла пережить писателю самые страшные испытания, выпавшие на его долю.
Страница за страницей открывается перед нами мир русского человека, который наполнен по-детски простой и тёплой верой
Детство Шмелёва можно представить по «Лету Господню» и «Богомолью», где страница за страницей открывается перед нами мир русского человека, который наполнен по-детски простой и тёплой верой. И трудно поверить, что страницы эти писались в минуты тяжких переживаний:
«Если бы Вы знали, как я страдал, как был близок к утрате себя. Были дни, когда я чувствовал, что пропадаю, идёт на меня тьма, ужас... потеря рассудка. <...> И вот, Господь сохранил. Я нашёл себя. О, сколько усилий! Меня, может быть, ‟Богомолье” спасало и ‟Лето Господне”».
Трудно представить и то, что в юности, увлекшись модными позитивистскими учениями, Шмелёв отошёл от Церкви. И лишь судьбоносный случай, связанный со свадебным путешествием, помог ему вновь обрести совсем было утраченную веру:
«И вот, мы решили отправиться в свадебное путешествие. Но – куда? Крым, Кавказ?.. Манили леса Заволжья /…/. Я разглядывал карту России, и взгляд мой остановился на Севере/…/ Петербург? Веяло холодком от Петербурга. Ладога, Валаамский монастырь?.. Туда поехать? От Церкви я уже шатнулся, был если не безбожник, то ‟никакой”. Я с увлечением читал Бокля, Дарвина, Сеченова, Летурно /…/. Я питал ненасытную жажду ‟знать”. И я многое узнавал, и это знание уводило меня от самого важного знания – от источника Знания, от Церкви. И вот, в каком-то полубезбожном настроении, да ещё в радостном путешествии, в свадебном путешествии, меня потянуло... к монастырям!»
В Троице-Сергиевой лавре, у старца Варнавы Гефсиманского, молодожёны не только получили благословение, но преподобный Варнава самым чудесным образом предрёк писательское будущее Шмелёва:
Преподобный Варнава предрёк писательское будущее Шмелёва
«Смотрит внутрь, благословляет… Кладёт мне на голову руку, раздумчиво так говорит: ‟Превознесёшься своим талантом”».
В «Старом Валааме» Шмелёв впоследствии очень тонко передал состояние человека, поворачивающегося от маловерия к православной вере, передал глубокое ощущение Иисусовой молитвы:
«Великая от этой молитвы сила, – говорит один из монахов, – но надо уметь, чтобы в сердце как ручеёк журчал... Этого сподобляются только немногие подвижники. А мы, духовная простота, так, походя пока, в себя вбираем, навыкаем. Даже от единого звучанья и то может быть спасение».
Жизненный путь писателя – это два временных отрезка, кардинально отличающихся друг от друга: жизнь в дореволюционной России и жизнь в эмиграции – в Берлине и Париже.
Дореволюционный Шмелев – это глубокий знаток провинциальной жизни (во Владимирской казённой палате 7 лет был чиновником особых поручений). Послереволюционный Шмелёв – это русский писатель, который заново родился в своём двойном горе: гибели Российской Империи и смерти единственного сына.
Сыну Шмелёва, поверившему в официально объявленную большевиками амнистию и вернувшемуся в Феодосию из ВСЮР, пришлось сразу же лечь в госпиталь, дабы лечиться от туберкулёза, но в ноябре 1920 года он был арестован чекистами Бела Куна. Несколько месяцев больной юноша провёл в смрадных арестантских подвалах, а в январе 1921 года его расстреляли, как и 12 тысяч[1] других участников «Белого движения» – по приговору «тройки».
Ужасы Гражданской войны, голод, неустроенность и нищета в Крыму, потеря Родины… Но все эти нечеловеческие страдания не бросили Шмелёва на дно отчаяния, а заставили из недр памяти достать ушедшее детство, в котором осталось и ожидание Пасхи, и свет молитвенного песнопения в церквах, и радость Крестного хода… Без сгущающейся вокруг писателя тьмы не появился бы, наверное, и свет «Лета Господня». Чем гуще мрак – тем храм светлей в ночи!
Без сгущающейся вокруг писателя тьмы не появился бы, наверное, и свет «Лета Господня»
Из всех писателей-эмигрантов Шмелёв в Париже жил беднее всех – не умел и не хотел заискивать перед богатыми издателями, не желал искать себе покровителей, не мог, в силу своих принципов, ради куска хлеба проповедовать чуждые ему идеи. От отчаяния спасала православная вера – в дорогих сердцу православных традициях и обрядах Шмелёв нашёл потерянную Родину. Часто молился преподобному Серафиму Саровскому.
Последние годы жизни писатель, похоронив любимую жену, провёл в полном одиночестве… Испытывая тяжёлые физические страдания от болезней, подтачивавших его силы, Иван Сергеевич Шмелёв решил переехать в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюсси-ан-Отт, что под Парижем. Там, в первый же день пребывания, сердечный приступ оборвал его жизнь.
Монахиня Феодосия, присутствовавшая при его кончине, написала:
«Мистика этой смерти поразила меня – человек приехал умереть у ног Царицы Небесной, под Её покровом».
Автор «Лета Господня» покинул землю в День памяти своего Небесного покровителя – преподобного Варнавы Гефсиманского, благословившего когда-то молодого путешественника заниматься литературой.
«Солнцем перед закатом» стал для И.С. Шмелёва его последний роман «Пути небесные». Писатель, не успев завершить его, так и ушел в вечность с мыслями о Небе ...
Ольга Майер
[1] Число расстрелянных во время Крымского террора белогвардейцев – 12 тысяч – известно из документов о награждении чекиста Евдокимова, одного из организаторов репрессий, впоследствии пособника Ежова.