117

В богослужебных текстах Недели мясопустной можно найти огромное количество текстов, призывающих каждого верующего человека к пересмотру своей жизни и исправлению сердца. В гимнографических текстах этой недели Святая Церковь иллюстрирует последствия жизни во грехе, нелицеприятный ответ на Страшном суде Божием.

 

Се день грядет Господа Вседержителя, и кто стерпит страх пришествия онаго?
Эксапостиларий на утрене в неделю Мясопустную

Каждый православный христианин, иногда сам того не ведая, ежедневно исповедует перед Богом искренние чаяния скорейшего наступления Апокалипсиса – конца света, или, если быть точным, «воскресения мертвых и жизни будущего века». Постоянное ожидание Второго славного Пришествия Христова запечатлели отцы – участники II Вселенского Собора (381 г., Константинополь) в вероучительном документе Церкви, известном всем нам под названием Символ веры[1].

Читая данный текст во время утреннего молитвенного правила или исполняя его за богослужением перед Евхаристическим каноном, каждый из нас должен задумываться о том, чем, собственно, закончится наша земная жизнь и что ждет нас впереди.

Именно этому памятованию о прегрешениях и посмертной участи посвящена одна из подготовительных недель к Великому посту – Мясопустная, или Неделя о Страшном суде.

Один из последних Глинских старцев и духовный писатель архимандрит Иоанн (Маслов) так говорил об этом благодатном для внутреннего делания времени:

«Напоминание о Страшном суде Божием, по учению Святой Церкви, является одним из самых действенных средств к пробуждению нас от сна греховного. Мысль о Страшном суде побуждала грешников к искреннему покаянию, соделывала разбойников и мытарей избранными сосудами благодати Божией»[2].

В подтверждение слов отца Иоанна в богослужебных текстах Недели мясопустной можно найти огромное количество текстов, призывающих каждого верующего человека к пересмотру своей жизни и исправлению сердца. В гимнографических текстах этой недели Святая Церковь иллюстрирует последствия жизни во грехе, нелицеприятный ответ на Страшном суде Божием.

Одним из самых известных и глубоко переживаемых текстов утрени стал седален:

«Помышляю день страшный и плачуся деяний моих лукавых: како отвещаю Безсмертному Царю, или коим дерзновением воззрю на Судию, блудный аз? Благоутробный Отче, Сыне Единородный и Душе Святый, помилуй мя».

Седален – это краткое богослужебное песнопение, во время исполнения которого можно сидеть. Упомянутый седален исполняется после прочтения третьей песни канона на утрене и несет в себе вопрошание кающегося человека к Богу. В певческой традиции этот текст предписано исполнять на шестой глас, настраивающий на покаянное настроение и символизирующий память смертную.

Для лучшего понимания церковнославянского текста седальна параллельно приведем его русский перевод:

«Помышляю о дне страшном и оплакиваю злые мои деяния. Как я дам ответ Бессмертному Царю? Или как дерзну я, заблудший, взглянуть на Судию? Милосердный Отче, Сын Единородный, Дух Святой, помилуй меня!»

Помышляю день страшный

Разумеется, в начале текста речь идет о дне Страшного суда, о котором повествует и вся остальная гимнография в этот день.

«Страшный» – это и «ужасный, грозный», и «внушающий благоговение», и даже «чудесный, дивный»

Церковнославянское «страшный» имеет широкий спектр значений: это и «внушающий страх, ужасный, грозный, опасный», и «внушающий благоговение», и даже «чудесный, дивный, приводящий в изумление»[3]. Так и происходит, что Второе Пришествие Христа и последующий за ним суд у одних людей вызывает ужас и страх, у других – благоговение, у иных – изумление.

Скажем и о прилагательном «лукавый». В русском значении это «хитрый, коварный»[4]. Но в церковнославянском палитра смыслов увеличивается. Здесь, помимо признаков хитрости и коварности, добавляются значения: «извилистый, изворотливый», «содержащий ложь, клевету», «злой, злобный, неприязненный», а также «неправедный, нечестивый, греховный»[5]. Наши дни лукавы, они изворотливы, наполнены злобой, клеветой и греховностью.

Наш старший современник и видный богослов XX века архиепископ Аверкий (Таушев), размышляя о первых строках седальна в своем слове в Неделю о Страшном суде, говорил:

«Не отклонять от себя мысль о Страшном Суде, а наоборот – постоянно помышлять о нем и оплакивать свои лукавые деяния, свои грехи. Плакать о них нужно и каяться!»[6].

То есть здесь мы видим слово «помышлять» в значении размышлять и напоминать себе о грядущем Суде Божием.

Царь и Судия

Во второй части седальна мы видим два риторических вопроса, связанных с двумя пониманиями роли Спасителя Иисуса:

«Како отвещаю Безсмертному Царю, или коим дерзновением воззрю на Судию, блудный аз?»

Здесь Христос называется Царем и Судией.

Царем Иудейским Иисуса именовали неоднократно. Фарисеи и священники – с осуждением, воины – с насмешкой, последователи – с искренней верой. Прокуратор Иудеи Понтий Пилат говорил евреям, желающим смерти Назорея: «Се Царь ваш… Царя ли вашего распну?» (Ин. 19: 14–15). Митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев) в комментарии на Евангелие от Иоанна размышляет:

«На глубинном богословском уровне Иисус всегда был и остается Царем – даже в Своем предельном унижении и истощании. Это царское достоинство Иисуса подтверждается словами Пилата, обращенными к иудеям. Оно будет также подтверждено надписью, которую Пилат прикажет прибить к Кресту над головой Распятого»[7].

О верховном Судействе Иисуса Христа мы читаем в Деяниях святых Апостолов:

«И Он повелел нам проповедовать людям и свидетельствовать о том, что Он есть определенный от Бога Судия живых и мертвых» (Деян. 10: 42).

Из этого текста следует: Христос станет не только Судьей мира, завершающим земное существование вселенной и открывающим начало Небесного бытия мира, но и личным Судьей каждого человека.

Необходимо отметить, что слово «блудный» употребляется здесь не для обозначения человека, нарушившего заповедь о прелюбодеянии, но скорее вообще сошедшего с правильного пути или находящегося в состоянии греховного помрачения ума[8].

Единосущная и нераздельная Троица

В окончании седальна мы наблюдаем интересный момент. Пытаясь достичь состояния глубокого покаяния, необходимо обращаться к Богу с мольбой помочь в этом.

Тут формулируется и Троичный догмат – с использованием обращения ко всем трем Лицам Святой Троицы

В тексте формулируется Троичный догмат – с использованием обращения ко всем трем Лицам Святой Троицы:

«Благоутробный Отче, Сыне Единородный и Душе Святый, помилуй мя».

Милосердный Отец, таинственным образом оставаясь в единении с другими Лицами Пресвятой Троицы, посылает благодать Духа Святого в помощь кающемуся, чтобы на Страшном суде Сына Божия человек мог показать Праведному Судии плоды своего покаяния.

Седален вне богослужения

Седален оказался настолько глубоким и близким для многих христиан, что нашел свое применение и во внебогослужебной деятельности. Его слова могут быть знакомы даже людям, которые не знают богослужение Недели о Страшном суде, – по Покаянному канону ко Господу нашему Иисусу Христу из Последования ко Святому Причащению.

Известный русский хоровой дирижер и композитор рубежа XIX–XX веков А.А. Архангельский был настолько поражен глубиной текста, что положил его на музыку. Так родился прекрасный покаянный гимн «Помышляю день страшный», ставший классическим произведением хорового пения и по сей день исполняющийся по всему миру как на концертных выступлениях, так и за богослужением.

Профессор Лариса Маршева, Илья Ведищев

pravoslavie.ru

 

[1] Каноны, или Книга правил святых Апостол, святых Соборов Вселенских и Поместных и святых отец. М., 2020. С. 13.

[2] Духовные рассуждения и нравственные уроки схиархимандрита Иоанна (Маслова) / Под ред. Н.В. Маслова. М., 2011. С. 24.

[3] Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 28. М., 2008. С. 149–150.

[4] Словарь современного русского языка. Т. 6. М.; Л., 1957. Стлб. 392–393.

[5] Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 8. М., 1981. С. 300–301.

[6] Аверкий (Таушев), архиепископ. Современность в свете Слова Божия. Слова и речи. Нью-Йорк, 1976. С. 30–36.

[7] Иларион (Алфеев), митрополит. Евангелие от Иоанна. Исторический и богословский комментарий. М., 2018. С. 541–556.

[8] Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 1. М., 1975. С. 245.