111

 Конечно, не сразу, но через какое-то время мы поймем, что это время Господь попустил. Оно для нас было совершенно необходимо.

Предлагаем вниманию читателей беседу с протоиереем Петром Перекрестовым, секретарем епархиального совета Западной-Американской епархии Русской Зарубежной Церкви, ключарем кафедрального собора Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» в Сан-Франциско, о чуде и молитве, пандемии и пасторском подходе к окормлению верующих.

На самом деле, что такое чудо? Это немножко необычный или ускоренный неожидаемый способ ответа Бога на наши молитвы, на нашу любовь. Но эти ответы, любовь… Мы с вами тут сидим благодаря этому.

Мы иногда воспринимаем молитву как тяжесть, а молитва, на самом деле, – это ответ на Божью любовь. Когда нас кто-то любит, мы должны как-то отвечать на это, реагировать. Это делает нас людьми. По отношению к Богу это должно быть не как вычитка, а именно как ответ.

Когда так много позади
Всего, в особенности – горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.

Оно обширнее. Оно
И глубже. Это превосходство –
Не слишком радостное. Но
Уж если чувствовать сиротство,

То лучше в тех местах, чей вид
Волнует, нежели язвит.

(Иосиф Бродский)

– Отец Петр, расскажите, пожалуйста, как вы стали священником?

– В двух словах, я вырос в приходе в Монреале.

– Вы там родились?

– Да, я там родился. У меня мама из Советской России, ее немцы вывезли в 13-летнем возрасте. А папа из Югославии, сын белого офицера. У него мама была словенкой, католичкой, а папа был белым офицером и судьей. И потом родители встретились в Канаде. И мы с братом там родились. Я ходил в церковь, я прислуживал, я вел приходскую жизнь. Я всегда себя ощущал русским в первую очередь.

– А говорить вы начали на русском?

– Мы до 5 лет не знали английского. Тогда не было Интернета. Вот когда поступили в школу, пришлось выучить английский язык. Я не был очень усердным учеником, так сказать. И, если честно, мне было скучно в школе. Так что я не прилагал больших усилий. К сожалению. Я об этом жалею сейчас. И когда мне было приблизительно 16, священник у нас приходе организовал небольшую группу молодежи, и мы поехали в монастырь Джорданвилль. Я в это место просто влюбился. Я увидел такую радость в монастыре, которой нет в миру. И такую открытость и доброжелательность. Я был под таким впечатлением, что вернулся домой и перестал телевизор смотреть. Мама испугалась, думала, что я стану монахом. И слушал я только записи церковного пения.

Мама испугалась, думала, что я стану монахом

В монастыре ни с кем не разговаривал, не исповедовался, не просил никаких советов, но в трапезной один монах, который вообще ни с кем не разговаривает, повар отец Прокопий, меня спросил: «Как тебя зовут?» Я сказал: «Петр». Он говорит: «Приезжай к нам летом». Это мне запало. Я приехал летом, полтора месяца провел в монастыре и решил, что как-то хотел бы свою жизнь связать с этой обителью. А при обители была семинария, и я проучился год в университете в Канаде и потом просто заявил, что мне уже 18 лет, и я решил поступить в семинарию.

– Расскажите о храме, в котором вы служите.

– Приход был основан в 1927-м году, а храму, в котором мы находимся, больше 50 лет. Он был построен выходцами из Дальнего Востока. То есть существовал приход, но, когда был большой наплыв мигрантов из Китая, они решили, что хотели бы построить храм именно в русском стиле, а не покупать протестантский храм и переделывать. И построили нынешний собор в честь иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость. У нас два предела. Один – в честь Николая Чудотворца. В Харбине был Николаевский собор, деревянный, который был коммунистами взорван. А другой предел у нас – первый алтарь в честь Иоанна Кронштадтского.

Зарубежная Церковь прославила Иоанна Кронштадского, по-моему, в 1963-м году или 1964-м.

Этот приход был в свое время самым большим приходом за границей, и это была самая компактная русская колония. В Нью-Йорке, в большом Нью-Йорке, было больше русских, но здесь все жили близко. Наверное, 80-90 процентов прихожан жили в пределах 15 минут ходьбы или езды от храма.

Будущий архиепископ Иоанн родился в конце XIX века в Харьковской области. Его юность пришлась на тяжелые годы Первой мировой войны, крушения Империи, раскола Русской Православной Церкви. Он учился и служил в Югославии, был назначен епископом Шанхайским, затем жил на Филиппинах. Стал архиепископом Западно-Европейским и большую часть времени проводил в окрестностях Парижа. Осенью 1962 года святитель Иоанн прибыл на свою последнюю кафедру в Сан-Франциско и вскоре стал правящим Архиепископом Западно-Американским и Сан-Францисским. Надо отметить, что на протяжении всей своей многолетней службы он ратовал за строительство новых церквей. Так что логичным плодом его деятельности стало завершение строительства в 1964-м году самого большого храма Русской Православной Церкви за рубежом в Америке: кафедрального собора Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радости». Пять золотых куполов, увенчанных крестами, отныне величественно парят над Сан-Францисским заливом.

Что еще сказать? Если в двух словах сказать об этом храме, сейчас, конечно, русских гораздо меньше.

– А кто? Кто прихожане?

– Просто скажу, что потомки этих людей, которые построили храм, в большинстве своем ассимилировались, то есть вступили в брак с американцами, или просто не остались постоянными прихожанами. Многие уехали. Впоследствии город стал очень дорогим. Это, наверное, один из самых дорогих городов в Америке. Покупка дома просто очень больших денег стоит сейчас. Кто-то умер, кто-то разъехался, чьи-то дети уехали. Так что приход не очень большой. А в 1990-х годах начался приток людей из России. Они начали пополнять ряды старых прихожан. В настоящее время если переезжают люди, то обычно по работе. Если из России переезжают, главным образом работают в компьютерной области. Здесь недалеко Кремниевая долина, но говорить о том, что они стремятся в церковь, я бы не сказал. Есть единицы, но, когда люди хорошо живут, комфортно, Бог не особенно нужен. Когда умирают родственники, тогда приходят, или окрестить ребенка. Иногда у нас службы по-английски, и наши русские не жалуются, в принципе. Когда по-славянски, американцы не жалуются.

Когда люди хорошо живут, комфортно, Бог не особенно нужен

– То есть служба проходит и на русском, и на английском?

– Обычно на славянском, но бывает один раз в месяц литургия на английском. У нас еще единственный приходской храм, насколько мне известно, где совершается литургия каждый день и вечернее богослужение. Это почти неслыханная вещь в Америке.

В 1776-м году испанцы обосновались на побережье полуострова, построив форт у залива Золотые Ворота и основав миссию, названную в честь Святого Франциска. С 1848 года, благодаря калифорнийской золотой лихорадке, город начал бурно расти. Но в 1906-м году в результате землетрясения магнитудой около 8 баллов по шкале Рихтера и последующих пожаров город был практически разрушен. Погибло более трех тысяч человек. Тогда американскому фотографу Джорджу Лоуренсу удалось при помощи системы из нескольких воздушных змеев поднять в воздух специально разработанную им фотокамеру весом 22 килограмма и сделать, вероятно, самую известную в мире панорамную фотографию разрушенного землетрясением города.

– Расскажите, как вы пережили пандемию.

– Не буду скрывать, что очень тяжело. У меня это было, наверное, самое большое испытание моей жизни. Были другие испытания, но не такие продолжительные, не такие масштабные. Всегда можно было куда-то убежать: поехать в Иерусалим, в Россию. А тут весь мир был охвачен этой пандемией, и вначале было невероятно тяжело. Наш храм был закрыт для богомольцев, и служить в храме пустом оказалась очень трудно.

Подход Зарубежной Церкви не ригористический, а пасторский

Вообще, подход Зарубежной Церкви не ригористический, а пасторский. И когда твой ребенок боится, это может быть нелогично для взрослых, но он боится, и дело родителя – не говорить: «Ты – глупыш» или «Ты – трус», а обнять ребенка. Если ребенок даже болен смертельной болезнью, какой родитель будет говорить: «Ты скоро умрешь. Конец, конец, конец». И это твердить постоянно. Любой родитель обнимет ребенка и скажет: «Все будет хорошо. Мы вместе». И мне кажется, вот этот пасторский подход – он был ключевым во время пандемии, а не черно-белые какие-то правила.

И даст Бог, знаете, наше поколение не проходило Второй мировой войны, революции, вот и для нас это испытание. Мы видим, что те люди, которые прошли войны и такие масштабные события, – они стали людьми, они больше ценили жизнь, друг друга. Многие стали сильными христианами благодаря этим испытаниям и, даст Бог, конечно, не сразу, но через какое-то время мы поймем, что это время Господь попустил. Оно для нас было совершенно необходимо. Еще посмотрим, время покажет. У дьявола свой план. Знаете, когда люди с самого начала… По-английски называется doom and gloom – конец всему. Когда они так настроены, это вообще не по-христиански. И впечатление, что вот кто-то что-то запустил в ход, и Бог так сложа руки смотрит, и он бессилен. Неужели те 300 молебнов, которые я отслужил, владыка Иоанн не услышал? И столько людей начали молиться. И когда у нас начали службы транслироваться, вначале – сейчас уже

все устали, – но вначале люди следили за текстами, и первый раз в жизни 95 процентов людей молились как семья: отец, мать и дети.

Первый раз в жизни 95 процентов людей молились как семья: отец, мать и дети

– Конечно, не секрет, что сейчас отношения США и России переживают кризис, как-то это отражается на церковной жизни?

– Ну, отражается. Надо сказать, что, наверное, есть противостояние или конфликт между правительствами двух стран, между правительственными кругами. И, скорее всего, не изжито, еще не изжито то, что было во время холодной войны. И с этой стороны, и с той. То есть еще живут так, как будто холодная война продолжается. Это определенная формация, психология. На самом деле, на уровне народа – очень хороший контакт. Когда люди ездили, сюда приезжали студенты, отсюда ездили люди в Россию, и, в принципе, всем нравилось. Кто сюда приезжал, нравилось. Кто туда ездил, нравилось. И духовенство... Был обмен. Каждый месяц-два к нам приезжал какой-то архиерей из России. И было так радостно вместе служить и показать им что-то, и наоборот: у нас была возможность ездить часто, и нас очень хорошо принимали. Я думаю, сейчас больше страдают люди. Особенно у кого родственники.

Нельзя всю Россию судить исключительно по Москве, и Америку по Нью-Йорку и по Лос-Анджелесу. Народ тоже любит детей, семейные люди, заботливые. Поэтому, знаете, до революции Америка и Россия очень ладили. Не было никаких проблем. Это все началось в советские времена, так сказать. Какие-то политические причины... Так что, я так настроен. Может быть, я наивен, многого не знаю. Но мне так видится.

– В чем для вас заключается служение людям? Для вас лично?

– Знаете, я не очень хороший пример и образец, но, по идее, как бы кого Господь поставит перед тобой, или кто к тебе обращается, – наша задача как-то откликаться. И в горе, и в радости, или просто даже в человеческом общении. Меня лично, поскольку у нас приход не такой уж большой, нельзя сказать, что прихожане постоянно тянут или зовут. Есть у них свои нужды. Мы их посещаем, но, мне кажется, надо особое внимание уделять новым людям. Людям, которые приходят в храм, которых раньше не видел. И особое внимание надо уделять тем, которые приезжают в паломничество к владыке Иоанну.

Я вижу, насколько люди ценят какое-то внимание: просто с ними поговорить, кофе попить.

Правда, в России не так просто. Священники очень заняты. У них нет возможности порой

с кем-то посидеть, хотя хотелось бы. У нас, я думаю, больше возможностей. Но люди это очень ценят: что-то рассказать, чем-то поделиться.

– Скажите, а есть какая-нибудь цитата святых отцов, которая является для вас путеводной?

– Мне нравятся слова апостола Павла «Всегда радуйтесь. За все благодарите. Непрестанно молитесь» ((1Фес. 5, 16–18). Это было бы здорово, если такой тон задавать каждый день, ему следовать. Еще мне нравится совет старца Анатолия Оптинского. Обычно на Исповеди он чаще всего говорил следующие слова: «Не торопитесь».

С протоиереем Петром Перекрестовым
беседовали Михаил и Екатерина П.

pravoslavie.ru